Тихий русский - [29]

диковинку. Никто,кроме специально приданного понтонёрам водилы, ещё ни разу в жизнине катался на таких, поэтому от желания «купить билет на Титаник» не было отбоя. Рулевой припустил с места в карьер -проминающий задницами вспененный каучук народ, включая бывшего наседьмом небе от счастья Геныча, одобрительно загудел. Легко обгоняяснующие по водной глади тихоходные моторки и глиссирующие катера,буксирующие редких в те времена водных лыжников, трёхцветный «летучий карапь» с наслаждающимися поездкой муромцами летел над освещаемой клонящимся кзакату солнцем Москвой-рекой точно на зюйд – то есть на юг, ежели кто незнает.

Для первого раза опытный кормчий преложил не заплывать слишком далеко от «порта приписки», а, в меру налюбовавшись вечернейжизнью реки, повернуть назад, немного не доплывая до юго-западной оконечности образовавшегося после прорытия канала Хорошевское спрямление искусственного острова, на котором находится Серебряный Бор. Но катер летел как на крыльях ( а какже иначе?!), и аппетитпришёл во время быстрой езды. Кому-то в продутую встречным ветромголову пришла идея пронестись на всех парах перед киевскими понтонёрами, раскинувшими свой бивуак на берегу озера Бездонное, которое протоком сообщается с Москвой-рекой. Впрочем, с тех пор утекло так много воды, что точное место дислокации киевского понтонного полка Геныч мог запамятовать.

Кормчий оказалсязаводным, амбициозным парнягой. Он не стал выкобениваться и набиватьсебе цену, а развил и углубил плодотворную идею, самолично вызвавшисьпрокатить честную компанию аж вокруг острова и при этом щегольнуть не только перед одесситами или киевлянами, а передтеми и другими.

На том и порешили.

Ставший патриотом Мурома коренной одессит Георгий Милиус, на правах зампотеха включенный в «судовую роль», тоже был не прочь блеснуть яркойтрёхцветной звездой перед бывшими земляками-одесситами и их,одесситов, извечными соперниками и конкурентами – киевлянами.

– Настоящий одессит никогда не скажет «Одэсса», – в сотый,наверное, раз просвещал он сослуживцев. – Одесса, через «е», -только так, чтоб я так жил!

Муромские понтонёры дежурили у парадного во всех смыслах подъезда ине имели права обустраивать свой бережок, который должен былсохранять первозданный вид, а не бросаться в глаза бытовками ипросушиваемыми солдатскими портянкамичленам ЦК КПСС и советского правительства, обязательно приезжающим кместу проведения парада.Киевляне же и настоящие одесситы, которые через «е», существовали в более приватной обстановке, «вдали от шума городского», поэтому в течениенескольких лет прекрасно обустроили ежегодно (ежелетне) посещаемое местечко. Киевляне, например, установили на берегупляжные раздевалки, обрудовали мостки и вышку для ныряния, огородилибонами купалку. В отличие от муромских понтонёров онивели более цивилизованный образ бивуачной жизни – может быть, поэтомубольшинство женатых киевских офицеров приезжало в своё условноеТушино, располагавшееся к югу от настоящего, с жёнами и детишками. (Ныне это район Хорошёво-Мнёвники).

Было время вечернего, разжигающего аппетит перед ужином,купания. Киевский, вовсе не дикий, брег был густо усеян братскимукраинским народом – в основном офицерскими жёнами, их близкимиродственниками обоих полов и многочисленными чадами. Вскормленныена киевских котлетах и знаменитых киевских тортах сдобные хохлушкив распираемых мощными телесами новеньких купальниках «дывылись» на проплывающий мимо их мирной гавани с подлинно лебединой грацией диковинный «карапь» – настоящий летучий голландец с российскимгюйсом и опознавательными знаками. Кормчий нарочно сбавил ход: пусть «украинская диаспора» разнообразит свой «вечерний видпочинок» любованием на чудо-лодочку с идеальными обводамидюралюминиевой фигуры, будто наряженной в трёхцветный красно-бело-синий купальник (между прочим, цвета нынешнего российского флага); а он, рулевой, и счастливые муромцы,находящиеся на положении мещанина во дворянстве, на самом маломвперёд пускай вдоволь насладятся созерцанием выставленных на показ полуобнажённых женских прелестей.

Двигатель заглох именно в тот момент, когда катер оказался точнёхонько на «траверзе» деревянного пляжного сортира, любовно возведённого знающими толк в едекиевлянами.

Это был полный Перл Харбор.

Охвативший пляж и «жемчужную гавань» гомерическо-сардонический хохот отдыхающих поднял на воде уютного затона мелкую рябь.

Сидевшие в сразу сделавшимся похожим на старую дырявую галошукатере обескураженные муромцы не сговариваясь подумали, чтозаглохший двигатель никогда уже больше не запустится. И угадали.

Начались судорожные попытки сохранить лицо. Но дваимевшихся на борту багра оказались бесполезными. Катер лёг в унизительный дрейф – наказаннымГосподом Богом за непомерную гордыню муромцам казалось, что оникупаются голыми под насмешливыми взглядами аппетитных хохлушек. В тихой заводи течение обтекавшей остров Москвы-реки почти не ощущалось, и катерок с «подрезанными» подводными крылышками и поникшим кадиллаковым «хвостом-плавником» болтался на виду у потешающихсякиевлян и киевлянок как обыкновенное дерьмо в банальной проруби.