Тихий домик - [42]
— Но, отец, — вмешался в разговор Павел. — Трудно сидеть здесь сложа руки, когда знаешь, что рядом партизаны, что ты можешь быть полезен, что сможешь активно содействовать разгрому фашистов…
— Да, сын. Тебя бы я отпустил…
— Мне можно идти? Отец! Мне можно идти и разыскать их!?
— Погоди. Придет время…
В тот же день пришел к Тишкову Ваненков и тоже стал проситься к партизанам.
— Что это с вами? — удивился Тишков. — Так все разбежитесь, никто в доме не останется…
— Я ведь зачем прошусь-то, — оправдывался Ваненков. — Я ведь, Никита Степанович, только связь установить хочу… Смогу им квартирки конспиративные указать. Есть ведь в селах до конца верные люди… Вот бы нам и наладить регулярную циркуляцию: мы партизанам некоторые свои наблюдения за передвижением фашистов, а они нам — хлебушек…
— Что ж, Федор Митрофанович, ценные ты говоришь вещи, — похвалил завхоза Тишков. — Учту. Только тебе уходить не надо. Тебе тут оставаться. А когда нужно будет, я тебя позову…
Вскоре произошло еще одно приятное событие.
Как-то Рыжеволова подошла к Павлу и шепнула:
— Тут километрах в двух в лесу небольшое стадо коров заплутало… Сходи один без шума-то и пригони сюда…
— Вот чудеса-то! — обрадовался Павел, хотя, конечно, сообразил, что никаких чудес в этом нет.
По приметам, указанным Рыжеволовой, он без труда отыскал нужное место. Действительно, на небольшой полянке топтались на снегу коровы, пощипывая еще не опавшие листья, схваченные легким морозцем.
Павел достал веревку, чтобы связать коров, как вдруг услышал чей-то голос:
— Ку-ку! Ку-ку!..
Оглядевшись, Павел увидел за кустами фашистского солдата. Он стоял, опершись на автомат, и улыбался.
Павел опешил. Почему-то он не ожидал встретить здесь гитлеровцев и не прихватил оружия. Так они и стояли некоторое время друг против друга. И Павлу показалось знакомым лицо этого солдата… Ну конечно, это он стоял на мосту, когда их колонна возвращалась домой.
— Как звать-то? — спросил вдруг «фашист» на чистейшем русском языке.
— Павел…
— А! Сын Никиты Степановича Тишкова?
— Да. А вы откуда знаете?
— Нам все известно, на то и форму эту носим…
Павел приблизился к новому знакомому.
— Вы партизан? — не скрывая радости, спросил он.
— Много будешь знать — скоро состаришься, парень…
— Конечно, вы партизан!
— Я германский солдат Ганс Буттербрах… — и рассмеялся. — Ладно! Давайте знакомиться. Меня зовут Сташенко…
— Я знаю вашего отца, Михаила Федоровича!
— Точно. Я, следовательно, Петр Михайлович…
— Ваш отец учитель?
— Был. Перед самой войной на пенсию ушел…
— А где он сейчас?
— В Верино…
— Вы с ним видитесь?
— Очень редко. Это опасно…
— Я хочу уйти к партизанам. Скажите, как это сделать?
— Прежде всего держать язык за зубами. Вот сейчас вернешься к своим и учти — ты никого не встречал, а скотину нашел в лесу — мало ли теперь ее, вспуганной, тут бродит…
— Ясно. Так и будет.
— Народ у вас хороший в детдоме?
— Да! Все прошли через испытания, когда мы пробовали эвакуироваться…
— Это хорошо, что народ проверен…
— Чем я могу быть полезен? — спросил вдруг Павел.
— Во-первых, скажи, в чем нужда сейчас у детей?
— Зима наступает, а у нас ни теплых одеял, ни теплой одежды… Дети, можно сказать, совершенно голые…
— Так, так…
— Если б, например, сукна достать или, там, байки да швейных машинок…
— Вот чего захотел! Эдак подпольную фабрику организуете.
— У нас все можно. Фашисты к нам носа не кажут…
— Это и странно… — перестал улыбаться Сташенко. — Не похоже на них. Вот бы нам узнать, что они замышляют? Зачем им детский дом понадобился?
— Кое-что узнать, конечно, можно, — ответил Павел. — Старшие ребята частенько в разведку ходят… У дорог лежат. Видят, как гитлеровцы передвигаются…
— Эге! Слушай меня, Павел! Ты каждую субботу прогуливайся тут, как бы невзначай… Иногда услышишь такое вот…
Сташенко сложил руки у рта и глухо произнес:
— Ку-ку, ку-ку!..
— Ясно, — сказал Павел. — С продуктами не забывайте нас…
— От себя будем отрывать, а детям что-нибудь да перепадет, — ответил Сташенко. — Ну, мне пора. Время в субботу — от пяти до шести вечера…
— Понял! — улыбнулся Павел.
Они пожали друг другу руки и разошлись.
Так в детском доме появились коровы.
Ваненков снарядился поехать в деревню и вернулся с сеном.
Коров было всего пять. Но и этого хватило — больные и ослабленные дети могли пить молоко.
Но больных не только не уменьшилось, а становилось все больше. Тишков не мог понять, в чем дело: вроде и с голоду совсем не помирают, и лекарствами Лидия снабжает их регулярно. А дети болеют…
— Совершенно неожиданные и непонятные симптомы!.. — говорила Тишкову Зина. — То вдруг сыпь какая-то выскакивает, то сердце схватывает, то ноли отнимаются… Я даже стала косо поглядывать на эти лекарства…
— Лекарства хоть и трофейные, а все же лекарства, — ответил Тишков. — Я смотрел: в пачках запечатаны, в ампулах запаены. Все честь по чести, как полагается…
— Казалось бы, самые обыкновенные простудные болезни вдруг начинают протекать так, будто дети больны совершенно другими, сложными заболеваниями…
— Кто сейчас особенно плох, по-вашему?
— Да вот Коля, которого мы тогда подобрали на станции Городок… Казалось, вначале — обыкновенная простуда. А теперь и сыпь какая-то появилась, и опять эти сердечные спазмы…
Что делать, если ты застала любимого мужчину в бане с проститутками? Пригласить в тот же номер мальчика по вызову. И посмотреть, как изменятся ваши отношения… Недавняя выпускница журфака Лиза Чайкина попала именно в такую ситуацию. Но не успела она вернуть свою первую школьную любовь, как в ее жизнь ворвался главный редактор популярной газеты. Стать очередной игрушкой опытного ловеласа или воспользоваться им? Соблазн велик, риск — тоже. И если любовь — игра, то все ли способы хороши, чтобы победить?
Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.
Многие думают, что загадки великого Леонардо разгаданы, шедевры найдены, шифры взломаны… Отнюдь! Через четыре с лишним столетия после смерти великого художника, музыканта, писателя, изобретателя… в замке, где гений провел последние годы, живет мальчик Артур. Спит в кровати, на которой умер его кумир. Слышит его голос… Становится участником таинственных, пугающих, будоражащих ум, холодящих кровь событий, каждое из которых, так или иначе, оказывается еще одной тайной да Винчи. Гонзаг Сен-Бри, французский журналист, историк и романист, автор более 30 книг: романов, эссе, биографий.
В книгу «Из глубин памяти» вошли литературные портреты, воспоминания, наброски. Автор пишет о выступлениях В. И. Ленина, А. В. Луначарского, А. М. Горького, которые ему довелось слышать. Он рассказывает о Н. Асееве, Э. Багрицком, И. Бабеле и многих других советских писателях, с которыми ему пришлось близко соприкасаться. Значительная часть книги посвящена воспоминаниям о комсомольской юности автора.
Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.
«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дорогой друг!Эта книжка — рассказ о большом наводнении — была написана самой первой в том самом 1945 году, когда окончилась Вторая мировая война, когда не только тебя, но и твоих мамы и папы еще не было на свете. На страницах этой книжки муми-тролли появились впервые: и добрейшая Муми-мама, и рассеянный папа, и сам главный герой — их сын — знаменитый Муми-тролль.
«В стране невыученных уроков» вот уже сорок лет — самая читаемая в школе книга-сказка о лентяе и двоечнике Вите Перестукине. Ее автор, Лия Гераскина, написала продолжение сказки: «В стране невыученных уроков — 2», в котором уже Витя помогает своим друзьям.Книга имела успех, поэтому автор решила написать «Третье путешествие в страну невыученных уроков». Полюбившиеся герои — кот Кузя, пес Рекс и попугай Жако, а также известные исторические и литературные личности помогают друзьям Вити понять необходимость хорошо учиться.
И.С.Тургенев – имя уникальное даже в золотой плеяде классиков русской прозы XIX века. Это писатель, чье безупречное литературное мастерство соотносится со столь же безупречным знанием человеческой души. Тургенев обогатил русскую литературу самыми пленительными женскими образами и восхитительными, поэтичными картинами природы. Произведения Тургенева, облекающие высокую суть в изящно-простую сюжетную форму, по-прежнему не подвластны законам времени – и по-прежнему читаются так, словно написаны вчера…В романе «Отцы и дети» отразилась идеологическая борьба двух поколений, являвшаяся одной из главных особенностей общественной жизни 60-х годов XIX века.