Тихие сны - [12]

— Спасибо.

— Гражданин, оставьте казённых детей! — крикнула воспитательница, стоявшая у чёрного кленового ствола.

Рябинин пошёл к ней будто стёгнутый её словами.

— Говорите, казённые дети? — глухо спросил он.

— В данное время за них отвечает государство. Я же вас не знаю, гражданин…

— Тогда давайте знакомиться, — всё ещё глухо предложил он, доставая удостоверение.

Она даже не заглянула в него и, осветив юное лицо почти радостной улыбкой:

— Извините, но иногда подойдёт какой-нибудь пьяница…

— А я что — похож? — спросил Рябинин, простив ей «казённых детей».

— Вы похожи на доктора, — она вдруг покраснела, словно этим сравнением могла его обидеть.

— Это из-за очков.

— Нет, у вас такое лицо…

Они сели на скамейку, зажатую двумя клёнами. Воспитательнице было лет двадцать. Простенькое лицо, простенькая причёска и простенький на голове платочек. Но живые глаза как бы заслоняли эту простоту весёлым любопытством.

— Я и есть доктор, — вздохнул Рябинин.

— Вы же показали книжечку…

— Доктор лечит тело, а я должен лечить душу.

Любопытствующий взгляд воспитательницы отстранился лёгким недоумением.

— Следователь лечит социальные болезни, — сказал он и добавил, чтобы окончательно рассеять её отстраняющее недоумение: — Я наставляю людей, дабы они не пили, не курили и не безобразничали.

Люди, маленькие и суетливые, те самые людишки, которых больше всего поучают, весёлым табунком захлестнули их скамейку.

— Дядя, а есть книжки про дрессировку котей? — спросил мальчишка, тот, который поделился листьями.

— Не котей, а кошек, — поправила воспитательница.

— Братцы, не знаю. О дрессировке собак есть.

— Дети, дайте нам с дядей поговорить.

Рябинин смотрел на них…

Они будут выше ростом, чем его поколение. У них будет шире грудная клетка. Станут сильнее физически. Они будут всё знать. Будут умнее и способнее… А будут ли они добрее? Останется ли этот распахнутый, как и его букет, мальчишка собой — отдаст ли половину себя по первому слову, как отдал листья? А ведь он чудо, этот мальчишка. Да и каждый ребёнок чудо…

Рябинин потерялся, следя за убегающей мыслью…

…Каждый ребёнок — чудо. Каким же должно быть воспитание, чтобы вырастить из него человека, лишённого всяких чудес?..

— Вы, наверное, пришли по поводу Иры Катунцевой?

— Да.

— Я ничего не знаю. Так и сказала вашему товарищу…

Протокол её допроса лежал в портфеле, но он надеялся, что память воспитательницы, растревоженная беседой с инспектором и работая по инерции, отыщет какую-нибудь забытую деталь. И ему требовалось видеть тот садик, куда ходила похищенная девочка.

— Ира Катунцева — какая? — спросил он.

— Хорошая девочка, послушная, мягкая…

— Вы ничего… странного не замечали?

— Где?

— В девочке, в родителях, в посетителях…

— Нет.

— Посторонние к детям не подходили?

— Я никого не подпускаю.

— Подозрительных женщин во дворе не замечали?

— Нет.

Больше спрашивать было не о чём — её память за эти дни ничего не отыскала. Двор, группу и воспитательницу он посмотрел. Всё.

— А если бы украли девочку у нас? Меня бы засудили, — стынущим голосом сказала она и поёжилась.

— Ну, такое случается раз в сто лет…

— Когда Таня Силина пропала, то я чуть с ума не сошла.

— Как пропала?

— Вышла на улицу и заблудилась. Ходила с какой-то женщиной.

Не об этом ли случае рассказывал Петельников?..

— Вы обращались в милицию?

— Да, к нам приходил сотрудник.

— Фамилию не помните?

— Высокий, симпатичный…

Он, Петельников. Так что это — совпадение? Но вроде бы и совпадения нет, а вернее, совпал пустяк, из которого ничего не вытекает: похищенная Ира Катунцева ходила в тот же садик, в который ходила и Таня Силина, заблудившаяся на улицах.

— А почему вы думаете, что она заблудилась?

— Что же другое?

— Покажите мне её…

— Вот там тёмноволосая девочка в синем беретике. Только, ради бога, не спрашивайте её об этом. Ваш товарищ с ней поговорил, а она в слёзы.

Да нет, это пустячное совпадение он не так расставил — их нужно поменять местами: сначала заблудилась Таня, а потом пропала Ира. И эта перестановка вдруг высекла непроизвольный вопрос, на который он уже знал ответ:

— В тот день Таня была в этом же платьице?

— Да, в этом.

На Тане Силиной было красное платье.

Из дневника следователя.

Приметы осени на всем. На кухне лежит громадный арбуз, на оконные стёкла Иринка лепит принесённые мною кленовые листья, из шкафа вытащены облезлые меха… Лида оглядывает их подозрительно и размышляет вслух:

— Теперь выщипывают кролика под котик так, что не отличить…

Иринка бросает кленовые листья, идёт к мехам и стоит, приоткрыв рот и растопырив куцые косички, которые походят на какие-то боковые рожки

— Мам, а долго его щипют?

— Пока не станет котиком.

— А как же хвостик?

— Что хвостик?

— Откуда же у кролика вырастет кошкин хвостик?

— Да выделывают не под кошку, а под котика.

— Мам, у котика и у кошечки хвосты одинаковые…

Леденцов звонил по-разному — эту кнопку он тронул ногтем мизинца. Дверь открыл пожилой мужчина в пижаме и с готовностью спросил:

— Насчёт Симы?

— Да, — с такой же готовностью подтвердил Петельников.

— Вы уже третьи, — улыбнулся мужчина.

— А кто были другие?

— Да, наверное, ваши. Симу завтра выписывают.

— Завтра? — бессмысленно повторил Петельников.