Сегодня это я. Минут десять я разглагольствовал о Кричевском, о мегаполисности. Она улыбалась. Сказала: остроумно. Подходящий момент созрел:
– Я хочу прикоснуться к тебе. Если ты не против, пожалуйста, придвинься чуть-чуть поближе. Твое присутствие приятно. Ты знаешь, я не причиню тебе никакого вреда.
Придвигается. Глажу я руку. Она отвечает мне. Шепчет:
– Твои прикосновения приятны. Пусть их будет больше. Близость между нами возможна, если только ты сам не против. Погладь мне волосы.
Мы встаем. Я глажу ей волосы. Я делаю все очень, очень медленно.
– Ты можешь в любой момент остановить меня. Если тебе что-нибудь не понравится, обязательно скажи.
– Да, – ее шепот. Она робко обнимает меня, – Да. Ты делаешь все правильно. Мне хорошо. Давай продолжим.
На нас такая одежда, которую нетрудно быстро снять. Мы заранее заботимся о том, чтобы на нас не было ничего долгоразвязываемого, труднорасстегиваемого или сильноцепляющегося.
Мы оба испытываем желание в мотивах водопадов, алого и неизбежности. Но ни разу не случалось нам бросаться друг на друга с бешеными объятиями. Нет этого сейчас и, надеюсь, никогда не будет.
Мы ложимся. Ее плоть не упруга. Она такое же дитя снов наяву, вялых движений и сумеречных углов, как и я. Ее плоть податлива. Мы понемногу растворяемся в водах теплой реки, текущей в особом, мягком и безобидном мире, незнаемом здесь. Плоть ее ароматна и тиха.
…Проводил Лиду. Она уходила, не оборачиваясь. Правильно, наша коммуникация на сегодня исчерпана.
Во внешнем мире стоят сумерки. Забавно. Здесь один раз в сутки бывает так же, как у меня в убежище. Мир был бы приятен… или будет приятен… когда сумерки встанут навсегда. За спиной возвышается громада моста. Там горят фонари, а над ними насмешливо висит фонарь луны. Тень моста в причудливом двойном освещении расплывается, расплывается… Стою и любуюсь. Чуть-чуть рискую, задерживаясь на несколько минут за пределами убежища. Когда я рассматриваю лунную тень моста, я вижу тихий бахромчатый плюш, насквозь ласковый, и с очень размытыми очерта…
* * *
…Я стою на мосту и наблюдаю за моим героем. Некоторые удовольствия он любит до такой степени, что способен чуть-чуть рисковать ради них. Маленькая фигурка в нескольких метрах от четкого, резаного контура тени, которую отбрасывает мост в лунном свете и сиянии фонарей. Я знаю как он видит эту тень. Я не могу пережить такое же ощущение, я вижу иначе. Но я знаю, какая сейчас картинка на экране его глаз. Для его зрения лучшее слово – размытость… Мы, два человека, сделанные из мяса, костей, кожи и души, смотрим в одно и то же время на одну и ту же тень, но видим разное. Дело даже не в том, до какой степени он не способен увидеть четкость и резаность линий; о! ерунда, – разве он пожелает сколько-нибудь долго смотреть на предмет, просто и прямо смотреть, разглядывая? Он без конца отрывается и никогда не увидит ничего четкого. Но… есть вещи куда более важные. Вот контур тени: мост, парапет, арки, постаменты для фонарей, мы с вами у парапета. Если б только это! Вон там, видите? – и там… и еще вот и вот… Видите! Я рад. Этого нет на мосту. Тень отбрасывает не только мост, но и то, чего на нем нет. Во всяком случае, в нашей реальности. Вы правы. Нетрудно разглядеть, если смотреть долго и прямо. Эти четыре черных сгустка – тени готических чудовищ. Классических каменных химер, – о них с таким омерзительным наслаждением писал Марк Алданов… Одна шевелится. Потребовалось вторжение незримой и страшной силы в наш мир, чтобы он прошел через очередную стадию искажения и упрощения. В результате некоторые люди получили шанс жить как мой герой, моя тихая тень. Способна ли маленькая тихая тень, живущая в мире теней, разглядеть огромную громкую тень? Сегодня здесь как в старой доброй сказке: в тени города – город теней. Он не разглядит. А я вижу. Я поставил на другое в одной очень большой игре.
