Тихая гавань - [8]

Он остановился и посмотрел прямо на ее дом. Дана отпрянула от окна, но увидела, как Сэм наклонился, подобрал с земли палку и стал рисовать на песке. Начинался отлив, и песок на пляже был плотным и ровным. Присмотревшись повнимательнее, Дана поняла, что Сэм вовсе не рисует. Он написал только одну букву «Д».

А затем пустился в обратный путь. Дана глядела на его широкую спину, и у нее даже мелькнула мысль: если она побежит быстро, сумеет ли его догнать? А если догонит, что скажет ему?

Глава 3

У Марты Андерхилл, уроженки Коннектикута и настоящей янки, вкусы были довольно простые. Ездила она на «форде». Любимой едой были похлебка из крабов и картофель фри. Она прожила в браке с Джимом Андерхиллом, единственной любовью всей ее жизни, тридцать два года, пока он не скончался от инсульта. Они с Джимом любили друг друга с детства. Поженились, когда им было по двадцать два, и решили, что с детьми тянуть не будут. Но Марта никак не могла забеременеть.

Потом Джим ушел на войну. Он был штурманом бомбардировщика, и всю войну она прожила, ожидая самого страшного. Когда он вернулся, они снова пытались завести детей, но прошло полгода, и в Марте что-то изменилось. Ну, не получается родить, зато они с Джимом есть друг у друга. Джим кровельщик, она ведет дом, а в свободное время собирает на берегу камушки, ракушки, обточенные морем деревяшки.

Иногда она что-то из них делала. Это было скорее хобби, и она смущалась называть свое занятие искусством. Но Джим всячески ее поощрял, и, когда они получили в наследство от семейства Марты дом в Хаббардз-Пойнте, она стала продавать свои статуэтки на местных ярмарках. И к ее искреннему изумлению, Марту стали называть художницей.

Вот тогда-то это и случилось. Прожив в браке пятнадцать лет, тридцатисемилетние Марта и Джим Андерхилл зачали ребенка. Счастью Марты не было предела. Скульптуру она забросила. Ей хотелось заниматься только Даной и родить, если получится, еще одного ребенка. Ровно через два года и два месяца после Даны на свет появилась Лили.

Марте исполнилось семьдесят восемь, и, глядя в зеркало, она не узнавала себя. Морщины, оплывшее лицо, глаза запали — словно она пережила тяжкое несчастье.

Да так оно и было. Даже теперь, год спустя, она не могла думать об этом. О том, что Лили больше нет.

Лили, ее обожаемой Лили больше нет! Урна с прахом ее и Майка стоит на каминной полке. Квадратный латунный сосуд, скромный, безо всяких украшений. Давно пора было решить, что делать с прахом — захоронить его или развеять по ветру, но Куинн даже слышать об этом не желала.

А теперь Дана хочет ее отсюда забрать.

Что она будет делать с двумя маленькими девочками? Покажет им Францию, свозит в Париж и в Рим. О таком можно только мечтать. Но разве Дана не знает, что самые чудесные мечты порой уступают действительности. Коннектикут ничем не хуже Европы.

И внучкам бабушка нужна ничуть не меньше, чем они ей.

— А Франция — она какая? — спросила Элли, собирая на берегу ракушки.

— Как чудесная картина, — ответила Дана. — Куда ни взглянешь — везде красота.

— Но здесь ведь тоже красиво!

— Конечно. А разве тебя не тянет посмотреть что-то новое?

— Тянет. А вот Куинн — нет.

— Не волнуйся, — ласково сказала Дана. — Мы о ней позаботимся.

— Я так хочу, чтобы у нее все было хорошо, — сказала Элли. — Чтобы она наконец успокоилась.

— А где она сейчас?

— Наверное, на Литл-Бич. Она всегда туда ходит.

Дана кивнула. Она сама, когда хотелось спрятаться подальше от друзей и родных, ходила именно туда. И Дана решила довериться своей интуиции. Отправив Элли в дом, она пошла на поиски Куинн.

Куинн услышала ее шаги. Она сидела за валуном и писала в дневник, а когда послышался хруст веток и шорох листвы, сразу догадалась, что это тетя Дана.

Между ними всегда, с самого рождения Куинн, существовала магическая связь. Тетя Дана баловала ее, как могла. Привозила ей фантастические подарки: французские платья, белые кожаные сапожки, игрушки, каких не было ни у кого. И как только Дана переступала порог дома, первой в ее объятия мчалась Куинн.

— Куинн! — крикнула тетя. — Я знаю, что ты здесь.

Куинн вжалась в камень — ей хотелось слиться с песком, раствориться в тени. И, сунув дневник под мышку, она бросилась копать под валуном ямку.

— Куинн…

Куинн, выйдя из-за камня, столкнулась лицом к лицу с тетей Даной.

— Я так и думала, что ты здесь, — сказала тетя невозмутимо. — Я тоже часто сюда ходила.

— Сюда все ходят, — холодно сказала Куинн.

— Сейчас здесь больше ни души. Только мы.

— Всего на три дня.

— Куинн, мы же не навсегда уезжаем. Будем приезжать, когда ты захочешь.

— Каждый день, да? Я хочу бывать здесь каждый день.

— Это для всех нас трудно. Я никогда раньше не была матерью.

— И не стала ей.

Дана ошарашенно тряхнула головой:

— Не забывай, твои родители назначили меня вашим опекуном. Когда я узнала об этом, я думала вернуться в Хаббардз-Пойнт. Хотела переехать сюда навсегда. Думала, так будет лучше для всех.

— И что же произошло? — спросила Куинн дрожащим от волнения голосом.

Было время прилива. Еще несколько минут, и вода дойдет до того места, куда она спрятала дневник.

— Мы с Лили так любили этот пляж, — сказала Дана, глядя по сторонам. В глазах у нее стояли слезы. — Так любили… Я помню здесь каждое дерево, каждый камень. И без нее мне невыносимо тяжело смотреть на это. Если я буду жить здесь, где все напоминает о Лили, я сойду с ума.