Тигровая шкура, или Пробуждение Грязнова - [10]

— Насколько я догадываюсь, ты… ты не из Москвы звонишь?

— Вот что я в тебе всегда ценил, так это ментовскую сообразительность, — подколол Грязнова Турецкий. — Считай, что угадал. Не из Москвы.

Это уже был не первый случай, когда, выезжая в командировки в ту же Сибирь или на Урал, Турецкий звонил из какого-нибудь города в Пятигорье, но те звонки были заказные, по привычной телефонной сети, а здесь…

— И где же ты сейчас? Не томи душу, говори!

— Считай, что в двух шагах от тебя. В Хабаровске.

В памяти Грязнова скользнули отголоски недавнего сна, который можно было бы истолковать, как радостную встречу с близким человеком, и он уже не мог сдерживать своих чувств:

— Но ведь это же действительно в двух шагах от меня! Надеюсь, ты в самом Хабаровске не очень-то задержишься?

— Пожалуй, к вечеру освобожусь.

— А когда прилетел?

— Сегодня утром.

— А чего же не позвонил сразу?

— Надо было прояснить кое-что.

— В краевом управлении? В прокуратуре?

Вячеслав Иванович вдруг почувствовал, как где-то глубоко в сознании ожил червячок непонятной, казалось бы, ревности, и он нарочито громко откашлялся, чтобы скрыть от Турецкого тот ревностный оттенок, который мог звучать в его словах. Умница Турецкий сделал вид, что ничего не понял.

— В общем-то, по обоим адресам придется побывать.

— Что, настолько сложное дело?

— Увидимся, расскажу.

— Ладно, черт с ними, с твоими делами! Ты в какой гостинице остановился?

— Пока что ни в какой.

— Вот и ладненько. Значит, сразу же, как освободишься, берешь машину — и ко мне. Если что — звони, я на связи.

Они сидели за скромным холостяцким столом, закусывали запеченным в духовке глухарем, жареной картошкой с маслятами, свежим балычком, зернистой икрой-пятиминуткой и заливали водку брусничным морсом, который спасал в тайге от всех болезней. Турецкий рассказывал о столичных новостях, о том еще, чем живет «Глория», у истоков которой стоял некогда сам Грязнов, однако Вячеслав Иванович почти не вникал в суть московских передряг, слухов и сплетен, шокированный истинной целью командировки Турецкого в столь отдаленные края.

Оказывается, первый телефонный звонок-предупреждение относительно шкуры уссурийского тигра пошел не в Стожары и не в Пятигорье, а в Москву, в российское отделение «Гринписа». Причем, если то сообщение, которое получил Грязнов, было довольно лаконичным, сухим и скомканным, то в «Гринписе» поимели полную расшифровку «тигриного» заказа. Выяснилось, что кто-то из хабаровских олигархов захотел преподнести эту шкуру российскому президенту, который должен был посетить Дальний Восток нынешней осенью. Правда, непонятным оставалось, как бы он преподнес тигровую шкуру и как воспримет подобный подарок президент, но не в этом суть.

Был этот телефонный звонок из Хабаровска, правда, гринписовцы не очень-то ему поверили, но на Дальний Восток уже давно рвался московский эколог Евгений Кричевский, и тогда гринписовцы решили совместить приятное с полезным. Вроде бы и на звонок отреагировать, и сделать плановую командировку с соответствующими выводами по хабаровским пожарам, площади которых увеличивались в геометрической прогрессии.

Прилетев в Хабаровск, где он так и не встретился с доброхотом-информатором, Кричевский выехал в Стожары, где полыхала тайга, и пробыл несколько суток на пожаре. Далее начинался сплошной кровавый триллер, в основе которого и лежала заказанная для подарка шкура уссурийского тигра.

После того как бригадира лесорубов Евтеева и сторожа Тюркина доставили в морг стожаровской больницы, Шаманина с Безносовым допросили в прокуратуре, и командир стожаровской команды парашютистов поехал к себе домой. Вечером этого же дня он встретился в поселковой гостинице с Кричевским, где они, видимо, под разговор распили бутылку коньяка, и уже ближе к ночи Шаманин отправился домой. Почему его пошел провожать Кричевский, можно было только гадать.

Однако, по словам Турецкого, все это не столь принципиально. Важно то, что когда они углубились в небольшой кедровник, отделявший «городскую» часть Стожар от «пригорода», выстрелом из пистолета был убит Шаманин и тяжело ранен Кричевский.

Взаимоуничтожение, а проще говоря — «дуэль» Евтеева и Тюркина была выделена в отдельное производство. А что касается Шаманина с Кричевским, то тут приходилось крепко думать…

В Стожарах, как, впрочем, и в краевом управлении внутренних дел, были уверены, что убийство парашютиста — дело рук Семена Кургузова, бывшего рыбинспектора и неудавшегося жениха стожаровской красавицы Марины, ныне Марины Шаманиной. Кургузов, естественно, был объявлен в розыск.

Что же касается столичного гринписовца, то, по твердому убеждению следователя прокуратуры, он оказался в неурочное время в ненужном месте. То есть оказался случайным свидетелем убийства Шаманина, отчего и попал под раздачу…

Правда, гринписовцы придерживались совершенно иной версии и были твердо убеждены, что охота велась не только на слишком уж принципиального парашютиста, по милости которого стожаровская прокуратура захлебывалась в разборках с виновниками таежных пожаров, но и на Кричевского, который, по твердому убеждению московских гринписовцев, копнул в Стожарах нечто такое, отчего тут же стал смертельно опасен для определенного круга людей. И если бы его не выследили поздним вечером, когда он пошел провожать Шаманина, то не упустили бы по пути в Хабаровск, откуда он должен был вылететь в Москву. А отвергнутый жених Марины Шаманиной — это, мол, так, отмазка прокуратуры.