Тигроловы - [12]

— Ого, сытно живешь! А много ли провианту запас?

— Дней на двадцать хватить должно.

— Смотри-ка ты! А у нас дней на десять всего. Ну, ладно, свои приедим — за твои примемся. Чай, поделишься с нами, коль придем занимать к тебе?

— Да уж придется, если хорошо попросите, — вяло пошутил Павел, наливая в Евтееву кружку чай. Он все еще посматривал на гостя с недоверием. «Что-то темнит Евтей Макарович, — думал он с тревогой. — Тянет резину, не знает, с какого конца начать, рубил бы уж сразу».

— Хорош у тебя чаек, Павелко! Лимонником отдает приятственно, люблю с лимонником. Сёдни рано проснулись, а чаю и попить как след не пришлось... Племянничек весь аппетит перебил... дышло ему в ноздрю!

«Ну вот, начинается, ближе к делу подходит. — Павел вновь напрягся. — Сейчас объявит...»

— Ну так вот, стало быть, тако дело... Плесни-ка еще полкружечки чайку... Савелко-то нынче утром пытался за тебя слово замолвить: дескать, принять бы надо Калугина. Да куды там! — Евтей презрительно сморщился. — Племяш и слышать не хочет, рыло на сторону завернул, как ровно ему дохлую ондатру к ноздре подсунули... Вот человек! А почему он тебя пустить к тигроловству боится, об этом я догадываюсь... Ну да бог с ним, однако, по-евонному — все одно не выйдет! Савелий-то и не прочь тебя принять, да он у Николая под каблуком давно. Как съездил к нему в город, а там у него в квартире-то паркет скрипучий, да хрустали с коврами, да машина, и чего-чего только нет! А тут еще и на работе у него побывал — ну и возгордился сынком, против его слова не может вымолвить. Вот и седня утром заегозил... — Евтей допил чай, спрятал кружку в карман рюкзачка, степенно обтер широкой ладонью усы, расправил седую бороду и, подумав немного, твердым голосом проговорил: — Да, не выйдет по-евонному! А ты, Павелко, от своего не отступай... Сдается мне, что у нас с племянником будет еще один разговор — покруче сёдняшнего. А пока эти дни поночуй еще у нодейки... — Евтей подмигнул взбодрившемуся Павлу. — Ишь, как пригрела она тебя — так разомлел, что и ружье чуть было не проспал. Гляди, другой раз украду — не услышишь. Ну дак чо, сидеть будем аль пойдем тигру искать?

— Зачем сидеть — надо искать, — заулыбался Павел, вскакивая и торопливо убирая с подстилки еду.

— Ишь ты, и здесь не сробел! Ну а куды искать-то собирался идти, ежели не секрет?

— Да куды? Ясное дело — начинать надо с ближних ключей. Вон в тот, правый, ключ собирался. — И Павел указал рукой в ту сторону, куда должен был идти Евтей.

Евтей удивленно хмыкнул, погладил бороду и вновь спросил тоном экзаменатора:

— А пошто именно в тот ключ? А пошто не в тот или не в этот? Они оба тоже ближние.

Павел, сообразив, что Евтей его экзаменует, улыбнулся:

— А в те ключи, Евтей Макарович, по-моему, смысла нет соваться. Они ведь вершинами своими подпирают к леспромхозовским делянам. Леспромхозовцы бы обязательно след увидели, и уже всему Мельничному про это известно было бы. В общем, те ключи только в крайнем случае проверить можно.

— Ну-ну, ладно, немножко варит котелок, — удовлетворенно кивнул Евтей, поднимаясь на ноги. — Пойдем тогда в твой ключ. Вдвоем-то нам легче будет его вывершить, то ты по целику пойдешь, то я — вот и весельше будет.

«Это уж точно, Евтей Макарович», — радостно подумал Павел и первый вышел на целик.

Устье ключа оказалось унылым, с широкой болотистой поймой, густо заросшей черемухой и ольхой. Но вскоре пойма сузилась, начался смешанный широколиственный лес, здесь в одном месте пойму пересекала кабанья тропа. Лошкарев прошел по тропе метров двести, внимательно разглядывая ее.

— Такие тропы, Павелко, не минуй, — поучал он. — Тигра, она любит по чушечьим тропам ходить. Пройдет по тропе, а за ней опять чушки все перетолкут — вот и нет помина от ее следа! А ты непременно, коль торную тропу встренешь, пройди-ка по ей до первой встречной валежины или пока тропа не разойдется. Чушки-то непременно валежину либо обойдут, либо перепрыгнут, либо под нее пролезут, а тигра, она, матушка, завсегда на эту валежину передние лапы поставит. Кошка — она и есть кошка, и все повадки у нее кошачьи.

До полудня следопыты обследовали еще одну чушечью тропу, пересекли три изюбриных следа и уже в самой вершине ключа увидели волчий след.

— Ну тут мы с тобой, Павелко, не найдем тигру, однако, — устало отирая рукавом потный лоб, проговорил с досадой Евтей и кивнул на волчий след. — Там, где тигрица живет, волк туда не сунется. Тигрица эту пакость непременно изничтожит, будет тропить волка, пока не задавит или пока не угонит его в другой район. У нас в поселке собака кошку гоняет, а здесь все наоборот: кошка собачью породу изничтожает. Но, однако, ключ-то мы все одно вывершим — всякое бывает. Чтобы потом не сомневаться, надо всегда до конца все проверять. Оставленные, недосмотренные закоулки потом спать тебе давать не будут, совесть твою будут грызть-подтачивать: «Ох, зря не проверил, а вдруг она, тигра, там-отка и осталась?» В нашем деле, Павелко, аккуратность требуется.

В вершине ключа тигриных следов не оказалось. С водораздельного хребта, сквозь кедровый лес просматривалась затянутая голубой дымкой долина Имана, а левей ее виднелась излучина ключа Благодатного, и над ней белый купол Арминской горы.