Тибетский лабиринт - [6]

Беспроглядная утроба «черного воронка» всосала в себя теперь уже бывшего завкафедрой и профессора - и даже не поморщилась - она, утроба, на своем веку повидала людишек куда поприличнее.

Герман сел на низкую деревянную лавку, но чуть не полетел на пол, когда шофер включил передачу и машина дернулась, трогаясь с места.

В крошечное зарешеченное окошко изливает болезненный свет луна, «воронок» плавно покачивается, мимо проплывают дома, а перед внутренним взором Германа Ивановича Крыжановского проносятся картины прожитой жизни. Прожитой, нужно сказать, совершено сумбурно и бессмысленно…

…Покойный профессор Харченко слыл мастаком на разные увлекательные вещи: страстный и неутомимый искатель працивилизаций, исследователь забытых оккультных обрядов и знаток древних мертвых языков. Где бы он ни появлялся, у окружающих немедленно распалялась тяга к Неведомому. Как-то раз довелось ему читать атеистическую лекцию революционным матросам Петрограда и, лишь только разговор между делом зашел про поиски мифической Шамбалы, как слушатели немедленно выразили желание отправиться в Тибет и водрузить там знамя мировой революции.

Немудрено, что Герман пошел на исторический: очень уж хотелось вместе с дядей проникать в тайны веков. Да что там Герман - сам Глеб Бокий, соратник Дзержинского и начальник секретного спецотдела ОГПУ поддался чарам профессора! Этих двоих, совершенно непохожих друг на друга людей, связывала общая работа - будучи специалистом по криптографии и дешифровке, Харченко состоял на службе в органах.

Когда худой и желчный Бокий приходил к ним домой, Герман чувствовал себя не в своей тарелке. Как-то чекист заметил такое отношение, подозвал юношу и без обиняков заявил:

- В девятнадцатом я председательствовал в Петроградской ВЧК. Твоего отца, конечно, не помню, но, скорее всего, именно я утвердил ему смертный приговор. Время было такое - или мы их, или они нас. Думаешь, кто настраивал безграмотные массы против революции? Попы и настраивали - Советскую власть объявили сатанинской, а народ уши и развесил… К офицерью не больно-то прислушивались - чуждый класс, а попы - другое дело, их проповедям всяк привык верить, оттого темные крестьяне подавались не в Красную Армию, а к белякам да разным бандитам. Так что миндальничать не приходилось - шла гражданская война. Сейчас другие времена, власть пролетариата победила почти во всей стране, поэтому контру мы скоро совсем перестанем расстреливать, а начнем перевоспитывать ударным трудом. Есть у меня одна идея.

Бокий не кривил душой, не пытался подсластить пилюлю, а говорил как со взрослым состоявшимся человеком. Больше к этой теме не возвращались, но льда в Германовом сердце стало поменьше.

Тот памятный разговор состоялся в двадцать втором году; тогда же, при содействии ОГПУ, Харченко организовал экспедицию на Кольский полуостров, в Советскую Лапландию, где у священных для лопарей Ловозера и Сейдозера он надеялся отыскать древнюю страну - Гиперборею.

Герман едва дождался летних каникул в университете и устремился вслед за дядей на Мурман. Настичь экспедицию оказалось непросто: Харченко как безумный метался по самым нехоженым и потаенным местам - то пропадал в глухой тайге у какой-то старой шаманки-саами, то обследовал пользующиеся у местного населения дурной славой пещеры, то переправлялся на парусной лодке на проклятый остров, названный Роговым, куда с давних пор никто не совался.

Настал момент, когда у Германа совсем не осталось сил продолжать погоню. Припасы закончились, комары и гнус лютовали безмерно. Отощавший и одичавший студент всерьез подумывал о позорном возвращении к цивилизации, но неожиданно повстречал старого охотника из местных. Узнав суть затруднений парня, тот привел его в свое стойбище, усадил в чум, велел накормить и сказал:

- Сиди здеся. Ученая люди, которую ищешь, завтра придет.

Так и вышло: к середине следующего дня в стойбище пожаловала экспедиция Харченко. Удивительно, но дядя не стал интересоваться похождениями племянника, а лишь кратко ответил на приветствие и тут же возбужденно закричал:

- Гера! Ты что-нибудь слышал о мерячении?

Что тут ответишь? Конечно - нет!

А Александр Васильевич и не ожидал иного ответа - сразу же пустился в разъяснения:

- По-другому это заболевание называется арктической истерией. Им болеют представители северных народов - от Кольского полуострова до Чукотки. Кроме того, нечто подобное наблюдается у жителей Тибета. И вот что поразительно, - сделав паузу, профессор торжествующе глянул на племянника, - несмотря на обширную географию, причину мерячения везде называют одну и ту же: злые колдуны, что живут под землей, так наказывают тех, кто близко подступился ко входу в их мир.

Про подземных жителей - самая любимая теория Харченко, ее он норовил развить при каждом удобном случае, любой факт мог истолковать в пользу своей теории.

Профессор продолжал говорить про мерячение и дальше, только Герман его перестал слышать, потому что внезапно увидел Лилю. Увидел - и сразу же влюбился. А как прикажете не влюбиться, если она - ведьма: позже сама не раз это утверждала. Лиля была на два года старше Германа и уже принадлежала Кольке Песцову. Такой и запомнилась: в цветастой косынке, с задорной улыбкой и Колькиной ручищей, по-хозяйски лежащей на тонкой талии. Эх, в недобрый час ее, сотрудницу мурманского краеведческого музея, Харченко с Песцовым сманили в ту экспедицию - через шестнадцать весен Лиле пришлось вслед за ними пойти на плаху.