Тибет, или Изумрудная Чаша Патриарха - [44]

«Накарми, Накарми. Дай помоев, накорми!» – срифмовал у себя в голове Лавров.

– А это что? – спросил журналист у Цамбы, кивнув на большой горшок под потолком.

– Харлал – сын, – спокойно ответил Аман Накарми, опередив Цамбу.

Виктор дальше не стал расспрашивать, но позднее узнал от проводника, что в колбе под потолком жилища находился трупик умершего новорожденного. Так в этих краях поступают, когда умирает ребёнок младше двух лет. Его помещают в керамический сосуд, плотно затыкают горловину и подвешивают к потолку. Так, по верованию ло-па, тело младенца и его душа пребывают в доме с матерью, пока она не родит нового ребёнка. И тогда душа прежнего переселяется в тело нового родившегося ребёнка…

Лавров делал вид, что ест экзотический суп «цампа», чтобы не обидеть хозяина дома. Как для желудка европейца, такую бурду страшно было есть даже будучи смертельно голодным. Но не только это варево способно было вмиг испортить аппетит. Шерпы безо всякой брезгливости прямо за столом говорили на такие темы, что даже Виктор, которого в школе разведки учили питаться всякой дрянью, чувствовал подступающий к горлу приступ тошноты.

– Как здоровье твоего брата Люкти? – спросил Цамба у Накарми, наворачивая экзотический суп, будто перед ним стояла тарелка борща.

– Он умер почти месяц назад, – без особого трагизма ответил родственник жены.

– Надеюсь, его душа нашла достойное пристанище. Он был хорошим человеком, – заключил проводник.

Виктор не понимал языка кангпо (язык шерпов. – Авт.), но Цамба с удовольствием переводил беседу с Аманом на английский язык.

– Родственники моей жены из касты «гурунг», – пояснил он Виктору, – у вас это называется крестьяне. Когда кто-то умирает, то мужчины рода несут его тело высоко в горы и там, в особом месте, разрубают труп на куски, которые затем скармливают горным орлам. Что ты не ешь, Вик? Суп «цампа» нужно есть тёплым.

– Я так понимаю, Цамба, – вздохнул журналист, – тебя назвали в честь этого супа. Он такой же противный.

– Почему? – обиженно спросил шерп.

– Будешь вредничать, я тебя говядиной накормлю, – ответил Виктор.

Цамба вскочил как ошпаренный и, едва сдерживая тошноту, выбежал из жилища.

Виктор быстро вышел вслед за Цамбой, всем своим видом показывая хозяевам, что ему очень неловко, но он должен помочь другу.

Несчастный проводник стоял у загона для яков и со слезами на глазах отдавал земле то, что с таким аппетитом поглощал ещё пару минут назад.

– Что с тобой, дружище? – спросил Виктор, положив свою тяжёлую руку на плечо шерпа.

– Зачем ты мне сказал о говядине? Как можно есть корову?

– Точно так же, как разговаривать о трупах во время еды, – заметил Лавров, – О! Смотри! Лошадь вернулась.

Действительно, непальская «Маруська», убежавшая от путешественников после неудачного перехода через мост, сама нашла дорогу не только в селение, но и к дому Накарми. Она мирно жевала скудную растительность неподалёку.

– Может, и её съедим? – предложил Виктор.

Шерп выругался и заскочил обратно в хижину.

Виктор оглянулся вокруг и посмотрел на бесконечные горы, возвышавшиеся над и без того высокогорным селением Щеле. «Хорошо, что я не шерп, – думал журналист. – Неохота в горы таким путём. Через желудок орла».

«Для индуистов – тибетских буддистов, адептов религии Бон – очень важно, чтобы после смерти тело умершего как можно быстрее распалось на невидимый глазу прах. Только после этого, по верованию этих людей, душа покидает тело и возрождается вновь», – вспомнил Виктор слова профессора Новохацкого, читавшего в университете лекции по религии и атеизму.

– Но ужинать под рассказы об этом я не хочу, – сказал себе Виктор и решил прогуляться.

Только к вечеру Виктор зашел в хижину. Здесь при блёклом чаде самодельной лапы сидели Цамба, Аман Накарми, жена Амана – Гоша, а также пара племянников, оставшихся шерпу после умершего брата. Все они, медитируя, протяжно пели какую-то мантру.

– Что же ты ищешь у нас, европеец, – спросил Аман, допев очередную тибетскую молитву.

– Мы идем по пути Николая Рериха…

– …Великого Рериха? – поражённо переспросил Накарми.

Виктор молчал. Он знал, что по обычаю древних народов он мог не отвечать. Сам вопрос Накарми был риторическим.

– Говорят, он нашёл вход в Шамбалу, – мечтательно сказал шерп.

В этот миг из угла комнатушки послышался старческий голос.

– Шамбала убьёт всех.

Цамба весьма успешно переводил для Виктора древний язык, и с него, и на него, поэтому у журналиста не было проблем с пониманием.

– Молчи, старая, – отозвался Аман, – не пугай нашего гостя.

– Кто это? – спросил Виктор Амана через Цамбу.

– Это бабушка моего отца, старая Би-Би.

– Би-Би? – удивился Виктор. – Странное имя для этих мест.

– Её бабушка была из Кашмира, а её отец был муслим (мусульманин. – Авт.), – утвердительно кивнул головой Аман, – она давно оставила свой рассудок у подножия Джомолунгмы.

– Она почти ничего не слышит и скоро, уже совсем скоро её душа будет искать новое тело, – добавил Цамба вполголоса.

– Я знаю, что говорю, – недовольно пробурчала старуха. Её почти не было видно. Она лежала на своей кушетке и уже не вставала.

Шерпы начали между собой что-то живо обсуждать.