TIA*-2. *This is Africa - [61]

Шрифт
Интервал

— Ладно, давай попробуем. Когда поедем?

— Давай завтра, с утра? У ментов напряг спадёт. И Альбине ещё позвонить надо.

— Позвоню. Ну, с утра так с утра.

X

РФ, трасса «М-5», близ Златоуста.


— Млять, затрахал уже мудак этот на фуре!

— Ну так обгоняй, нет никого.

— Ты дорогу не видишь? Если выскочит кто, мне с обрыва вниз ехать?

Насколько великолепные, красивейшие места вокруг, настолько же отвратительная дорога. Узкая, разбитая, с изобилием непросматриваемых поворотов. Будь трасса нормальной, можно было бы ехать и спокойно любоваться горами, лесами и озёрами, а так только нервные клетки пережигаются.

Наконец, впереди показался длинный, уходящий влево и хорошо просматриваемый участок, свободный от встречных машин. Прибавляю скорость и обгоняю длинный обшарпанный КАМАЗ, на прощанье двумя гудками выразив своё отношение к его водителю.

— Скоро Златоуст будем проезжать.

— И? Заехать хочешь?

— Не, в самом городе делать нечего. Обычный русский заводской город, нищий, аж песец. Но там на трассе ножи посмотрим!

Млять. И воодушевление такое неподдельное на морде лица, как у ребёнка, агитирующего родителей за экскурсию на шоколадную фабрику. А ведь взрослый человек, вроде как…

— Гер, у нас других забот сейчас нет?

— Да там интересно будет, тебе тоже подберём что-нибудь нормальное! Вообще у златоустовских сталь твердовата, на мой вкус, но качество отличное.

— И зачем оно мне надо?

— Ну, нож хороший, классно же!

Блин, точно, ребёнок. Вот за каким хреном мне этот нож сдался, особенно, учитывая предстоящие перелёты? Куда я его дену? Ладно, один фиг, надо бы душ принять и поесть чего-нибудь.

— Хочешь, давай заедем, но по магазинам своим сам броди. Я поем и помоюсь пока.

— Да потом поедим, ты чего? И заезжать никуда не надо, я же говорю, прямо на трассе продают. Тебе самому интересно будет…

Всё, Остапа понесло. Я же говорил — не укладывается у человека в голове, как это кому-то может быть неинтересно то, что интересно ему. Значит, несчастный просто не понимает, как это здорово, и нужное ему объяснить ещё раз, ага.

Мы, наконец-то, забрались на перевал, и от открывшейся картины буквально захватило дух. Красивейшие, поросшие могучим лесом горы с трёх сторон, а далеко внизу, в долине, раскинулся городок.

— Блин, красиво-то до чего…

— Ага. Но это отсюда. А в городе развал и упадок, обнищали в конец. Хотя вообще он своеобразный такой. Там трамвайные линии, а между ними лестницы, вместо переулков.

— Это как?

— Ну, вот так. Не везде, но во многих местах.

— Ну, тебе виднее. И где ножи твои?

— Сейчас, спустимся немного, увидишь. Там, кстати, и поесть можно рядом, и помыться.

Уже на последней трети спуска, Герыч попросил остановиться у непрезентабельного, сколоченного из досок дома, стоявшего метрах в двадцати от дороги. Перед домом, на простеньких фанерных стендах развешаны всякие острые и блестящие железки, вызывающие у моего товарища слюноотделение. Два мужика, высокий и не очень, курившие на крыльце, неспешно встают при нашем появлении.

— День добрый!

— Добрый…

Крепкие, жилистые, с жёсткими лицами. Я бы ночью в переулке с такими не хотел встретиться.

— Ножи бы нам посмотреть.

— Вот, пожалуйста, смотрите.

Герыч, бегло окинув взглядом экспозицию, поворачивается обратно к мужикам.

— А серьёзное есть что?

Мужик, что пониже, с лёгкой гримасой развёл лопатообразными руками.

— Что есть, всё тут. А на что посерьёзнее, это охотбилет нужен, сами знаете.

Герыч успокаивающе улыбается.

— Да не мент я. Боцмана знаешь же?

Дождавшись лёгкого кивка, продолжает.

— Он меня знает, подтвердит, если надо. Что, неужели нормальных ножей за печкой нет?

Суроволицые хозяева лавки переглянулись, что-то молча между собой решили, и жестом пригласили нас внутрь. Заходим, и оказываемся в большой, где-то на половину дома, чистой и почти свободной от мебели комнате. Пара лавок из солидного дерева, вдоль стен идут стеллажи с ножами, пневматикой и разнообразными поделками из металла, а противоположную от входа сторону занимает большая русская печь, сбоку от которой проход на другую половину дома. Высокий ушёл за печь, через минуту вернулся, таща охапку режиков в дорого выглядящих ножнах, и разложил их на лавке. Герыч, довольно клацнув языком, приступил к осмотру, и следующие двадцать минут в комнате звучали исключительно фразы типа «холодная ковка», «угол заточки» и «твёрдость стали». С периодически называемыми ценами вроде «двадцать пять тысяч». Больные люди, однако, такие деньги за режик платить.

В итоге, мой товарищ стал беднее на восемнадцать тысяч рублей, приобретя взамен средних размеров охотничий ножик. Ладно, чем бы дитя не тешилось. Я от покупки чего-либо острого решительно отказался, после чего мужики осторожно намекнули, что оружие в природе бывает не только холодное. На что мы вежливо поблагодарили за предложение, но сказали, что будем иметь в виду, но дорога нам предстоит долгая, и тащить с собой палевно, на чём и распрощались.

— Ребят, а где здесь можно поесть нормально на трассе, и сполоснуться заодно?

— Километра четыре проедете, справа будет вывеска «Гостиница и ресторан», там ещё медведь деревянный стоит.


Еще от автора Виталий «Африка»
TIA*. *This is Africa

Производственный роман из жизни африканских авантюристов. Алмазные прииски, негры с автоматами, саванна, преступления, малярия и прочая обыденность. Все герои и большая часть событий имеют реальных прототипов.


Рекомендуем почитать
Тополиный пух: Послевоенная повесть

Очень просты эти понятия — честность, порядочность, доброта. Но далеко не проста и не пряма дорога к ним. Сереже Тимофееву, герою повести Л. Николаева, придется преодолеть немало ошибок, заблуждений, срывов, прежде чем честность, и порядочность, и доброта станут чертами его характера. В повести воссоздаются точная, увиденная глазами московского мальчишки атмосфера, быт послевоенной столицы.


Синдром веселья Плуготаренко

Эта книга о воинах-афганцах. О тех из них, которые домой вернулись инвалидами. О непростых, порой трагических судьбах.


Чёртовы свечи

В сборник вошли две повести и рассказы. Приключения, детективы, фантастика, сказки — всё это стало для автора не просто жанрами литературы. У него такая судьба, такая жизнь, в которой трудно отделить правду от выдумки. Детство, проведённое в военных городках, «чемоданная жизнь» с её постоянными переездами с тёплой Украины на Чукотку, в Сибирь и снова армия, студенчество с летними экспедициями в тайгу, хождения по монастырям и удовольствие от занятия единоборствами, аспирантура и журналистика — сформировали его характер и стали источниками для его произведений.


Ловля ветра, или Поиск большой любви

Книга «Ловля ветра, или Поиск большой любви» состоит из рассказов и коротких эссе. Все они о современниках, людях, которые встречаются нам каждый день — соседях, сослуживцах, попутчиках. Объединяет их то, что автор назвала «поиском большой любви» — это огромное желание быть счастливыми, любимыми, напоенными светом и радостью, как в ранней юности. Одних эти поиски уводят с пути истинного, а других к крепкой вере во Христа, приводят в храм. Но и здесь все непросто, ведь это только начало пути, но очевидно, что именно эта тернистая дорога как раз и ведет к искомой каждым большой любви. О трудностях на этом пути, о том, что мешает обрести радость — верный залог правильного развития христианина, его возрастания в вере — эта книга.


Годы бедствий

Действие повести происходит в период 2-й гражданской войны в Китае 1927-1936 гг. и нашествия японцев.


Полет кроншнепов

Молодой, но уже широко известный у себя на родине и за рубежом писатель, биолог по образованию, ставит в своих произведениях проблемы взаимоотношений человека с окружающим его миром природы и людей, рассказывает о судьбах научной интеллигенции в Нидерландах.