TIA*-2. *This is Africa - [21]
— Мистер Аль-Саари, ну это несерьёзно. Флюоресцентность сильная, Вы же сами видите. Тысячу девятьсот дам, исключительно из уважения к Вам.
— Витали, это вы, молодые, всё спешите куда-то, а мне спешить некуда. Не купишь ты, купит следующий.
Старик, чем-то неуловимо напоминающий Харифа, только растолстевшего раза в три, сделал затяжку, выпустил колечко дыма, после чего энергично затушил окурок в стоявшем на столе чайном блюдце. Впрочем, оно, похоже, для того и стоит.
— Две. И то только потому, что ты у меня уже на хорошую сумму купил. Это нормальная цена, ты сам знаешь. В Антверпене ты такой за три продашь, можно подумать, я цен не знаю.
— Эх, Ваши бы слова… Ну какие три? Максимум, две двести, и то, если повезёт. Ладно, беру.
Ну, реально смотря на вещи — где-то 2300–2500$. Если я не ошибаюсь, конечно, что тоже вполне себе вариант. Ладно, больше в этом даймонд-шопе ничего интересного нет, поеду-ка я перекушу. В Americana, пожалуй, это недалеко, как раз.
Симпатичная официантка с изящной короткой стрижкой лихо стрельнула в меня глазами издалека, взяла меню, подошла поближе, и всадила ещё залп в упор.
— Добрый день, сэр! Вот меню, принести попить пока чего-нибудь?
— Да, пиво, пожалуйста. Какое у вас есть?
— «Star», «Heineken» и «Bootlik», сэр.
— Хм… А что за «Bootlik» такой?
— Тёмное пиво, сэр, крепкое. Хорошее, попробуйте.
— А принесите бутылку, пожалуйста, я посмотрю сначала.
Есть у меня подозрение, но посмотрим. Так, пока меню гляну. Блюдо дня… ага, рыба. Интересно, не траванусь? Всё-таки, до моря отсюда далековато. Или она речная? Может, не извращаться, и куриные крылышки взять? Ладно, не издохну, в крайнем случае, лишний раз к белому другу сбегаю. Не хочу курицу, надоела. Рыбу хочу. И женщину.
Официантка, как я и подозревал, притащила «Балтику». Ту самую, которой я торгую. Надо же, куда из столицы расползается. Но мне не надо, спасибо. Я такое и в непросроченном виде не пью.
— Мм, нет, это крепкое для меня. «Heineken», пожалуйста. И рыбу с рисом.
Глядя на попу удаляющейся официантки, меланхолично размышляю о том, что секса у меня не было уже два месяца, и это не есть хорошо. А попа очень даже ничего, кстати. В этом плане негритянки рулят, больше таких поп ни у кого нет. И высокая она, метр восемьдесят, как минимум.
Официантка, поймав мой взгляд, поощрительно улыбнулась. Понятно, белые сюда редко заглядывают, а чтоб снять официантку — такое, наверное, не чаще раза в год случается. Вообще, западные люди в этом плане те ещё лицемеры. Вот я расист, и не особо это скрываю. Но я с чёрными и бухать могу (не для дела, а для удовольствия), и потрепаться, и в чёрное кафе зайти. А кто-нибудь типа Дика (помните, который гуманитарные велосипеды продаёт) ни за что не признается, что он, как и я, чёрных за людей не считает, но, при этом, ему и в голову не придёт с ними просто посидеть пива попить, или вот так с официанткой познакомиться. Не, шлюху-то он снимет, это без проблем, но это же разные вещи. Понимаете? Нет? Ну, ладно, не суть.
Обладательница красивой попы (да и всего остального) принесла бутылку пива и бокал. Не, бокал мне не надо, спасибо. Я уж лучше из бутылки — здоровее буду.
— Вам открыть пиво, сэр?
— Да, пожалуйста.
Девушка, ни секунды не задумываясь, подняла бутылку и сорвала пробку крепкими белоснежными зубами, после чего с милой непосредственностью вытерла горлышко салфеткой и протянула пиво мне. Провинция-с, да. Во Фритауне такого уже не встретишь.
— Спасибо. А как тебя зовут?
— Фатимата, сэр. А Вас?
Надо же, и эта Фатимата. Но она мне куда больше нравится, чем та, из Aces.
— Витали. Красивое у тебя имя, Фатимата. И сама ты очень красивая…
Через час, откинувшись на спинку водительского кресла и поглаживая шею и плечи Фатиматы, на секунду вспоминаю об этих крепких белых зубах и чуть поёживаюсь, но волна удовольствия уже поднимается, и я просто позволяю ей затопить меня целиком. Всё-таки, я люблю Африку.
Сьерра-Леоне, Фритаун, центр города.
Ожидая, пока Марьям притащит рыбную похлёбку, мысленно подбиваю итоги. В GGDO я только что всё оформил, 29 камней на общую сумму 72350$. Точнее, это Макдермотт, ирландец хренов, мне столько насчитал, для сбора пошлины. В плохом настроении сегодня был, похоже. Реально я за камни шестьдесят с копейками отдал.
Идея закупиться на две сотни, увы, оказалась утопической. Это нужно либо сидеть здесь ещё недели две, при этом обязательно съездив в Кенему, либо набрать всякого мусора за неадекватные деньги, и остаться в убытке. Понятно, что, будь ситуация нормальной, я бы и две, и три недели потратил, вот только она не фига не нормальная. Дело с пропавшими чеченами в Кенеме, по которому я прохожу, просто так не рассосётся. Робертсон звонил, тамошние менты ждут меня в пятницу к двенадцати часам. Т. е., послезавтра.
Опять-таки, если бы это было единственной проблемой — хрен бы с ней, всё решаемо. Увы, она не только не единственная, но даже не самая главная. Дело по убийству помощника суперинтенданта кенемской полиции тоже никуда не денется, искать будут долго и всерьёз, корпоративную солидарность никто не отменял. Да и покойный мистер Каргбо был не рядовым ментом, так что тамошние землю рыть будут, и столичные им помогут. Пока меня с этим никто не связал, но считать ментов идиотами — последнее дело. Такими «умниками» все зоны забиты. А здесь, между прочим, смертная казнь есть, через повешение.
В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.
Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.
Один из ключевых признаков современной постмодернистской литературы – фантасмагоричность. Желая выявить сущность предмета или явления, автор представляет их читателю в утрированной, невероятной, доведенной до абсурда форме. Из привычных реалий складываются новые фантастические миры, погружающие созерцающего все глубже в задумку создателя произведения. В современной русской литературе можно найти множество таких примеров. Один из них – книга Анатолия Субботина «Мадонна и свиньи». В сборник вошли рассказы разных лет, в том числе «Старики», «Последнее путешествие Синдбада», «Новогодний подарок», «Ангел» и другие. В этих коротких, но емких историях автор переплетает сон и реальность, нагромождает невероятное и абсурдное на знакомые всем события, эмоции и чувства.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.