«ТИ-ВИ» (Рассказы о телевидении) - [11]
— Пойдем посмотрим, — сказал Сергей Иванович, — наверно, уже Пэ-Вэ-Эм из суда вернулся.
— Кто? — спросил я.
— Пэ-Вэ-Эм. Передвижной видеомагнитофон.
Мы вышли во двор и влезли в автобус. В автобусе стоял видеомагнитофон, изображение на его экране сначала дрожало, потом успокоилось... Я видел парня, сидящего на высокой скамейке. Сзади него стояли два милиционера.
За столом сидели судьи.
— Ну, — спрашивал строгий мужчина, — как же вы залезли в магазин?
— Через окно, со двора, — тихо говорил парень, не поднимая головы.
— А то, — спросила женщина, — что сторожем в этом магазине твоя мать работает и что ей за украденное придется из своей же получки платить, — это тебя не смутило?
Парень сопел, молчал.
— Скажи, пожалуйста, — спросил судья, — что ты думал, когда в магазине был?
— Страшно мне было, — заговорил парень, выпрямляясь, — и еще я думал: вот выберусь на этот раз — никогда больше не полезу.
— Да вот не выбрался, попался, — сказал строгий мужчина.
Мы вышли в коридор.
— Да, — сказал Сергей Иванович, — для многих эта передача будет очень поучительной. Только не сегодня же ее давать. Милиция его задержала, ну а теперь еще мы его, посредством магнитофона, денька на три задержим, а как-нибудь после праздников и покажем. Да. ...А как ты думаешь, для чего еще мы его на Вэ-Эм-Эф записываем?
— На что?
— На Вэ-Эм-Эф. Так мы сокращенно видеомагнитофон называем.
— Для чего еще? Не знаю.
— Ну, подумай.
— Не знаю.
— Эх ты. Соображать надо. Ведь он как-никак хулиган все-таки. Вдруг начнет ругаться прямо в телевизор, а миллион телезрителей это услышит. Нехорошо получится. Так что мы сначала запишем, потом просмотрим — нет ли чего-нибудь такого, и если нет, тогда и передавать можно смело. Вот еще для чего видеомагнитофон нужен.
— Хочешь посмотреть, как Вэ-Эм-Эф работает?
— Хочу, конечно.
Мы поднялись на второй этаж и пошли по широкому, пустому коридору с пластмассовым полом. В одном месте пол был поднят, и под ним я увидел целую сеть проводов — толстых, просмоленных, потоньше, в серебристой оплетке, и целые косы из разноцветных тонких проводков.
— У нас под всем полом так, — сказал Сергей Иванович, — все со всем связано. Это снаружи выглядит все гладко, а внутри — вон как сложно.
Мы перепрыгнули через это место и пошли дальше. Потом мы вошли в комнату. В комнате было полутемно и очень жарко. Посредине стояли два больших серебристых аппарата, похожих на обычные магнитофоны, только гораздо больше. И так же крутилась между двух катушек пленка, только была она гораздо шире обычной и крутилась гораздо быстрее.
За каждым магнитофоном сидело по человеку. Напротив на стене было два экрана. На каждом из экранов сидел тот же чубатый парень, а напротив, за столом, — милиционер, бритый строгий мужчина и женщина в выпуклых очках.
— Ну, — спрашивает милиционер, — и где же теперь этот Васильев?
— Не знаю, — пробурчал парень, — уехал.
— А куда?
— Не знаю. Он не говорил, что уедет.
— И денег он вам не дал?
— Нет, не дал.
— А обещал?
— Обещал. На Новый год.
— Да, — сказала женщина, — здорово он вас обманул.
Мы стояли и смотрели по очереди на оба экрана. Сзади к нам подошел, обняв нас за плечи, высокий худой мужчина, гладко причесанный на пробор, в темно сером костюме и бордовом галстуке.
— Луцкий, — сказал он мне, протягивая узкую холодную руку.
— Главный наш специалист по магнитофонам, — сказал Сергей Иванович.
— Так, — сказал Луцкий, когда запись кончилась. — Записали. А сейчас перемотаем обратно и посмотрим запись сначала.
— То же самое?
— Ну да, то же самое.
— Сразу же?
— Конечно, сразу же. В том-то и преимущество Вэ-Эм-Эф перед кино, что здесь ни проявлять не надо, ни печатать, ни какой возни. Записал — и хоть сразу же давай в эфир. В любой удобный момент. Перемотали? — спросил он. — Тогда поехали.
Магнитофоны заработали снова, широкая серая лента быстро крутилась, и на каждом из экранов опять шел этот разговор.
— Ну, — спрашивал строгий мужчина, — как же вы залезли в магазин?..
— Да, — сказал Сергей Иванович, отходя от экрана, — и в том еще сила Вэ-Эм-Эф, что эту же самую запись можно еще раз через полгода показать, если кто забудет.
— Значит, — обрадовался я, — я тоже лет через двадцать смогу увидеть, как я на детском утреннике выступал.
— Нет, — сказал Луцкий, — через двадцать не увидишь. Пленка испортится.
— Да? Жалко.
Я снова стал смотреть на экраны.
— А почему сразу два экрана и два магнитофона работают, а?
— Такое у нас правило. На два магнитофона записываем, и с двух воспроизводим. Вернее, передает-то один, а другой просто так крутится. Но как только, не дай бог, первый Вэ-Эм-Эф сломается, сразу на второй переходим. Называется двухсотпроцентный резерв.
— А что, бывают у вас аварии?
— Редко. Но бывают. Последний раз, когда чемпионат мира по боксу из Лондона передавали.
— Да? Я смотрел. Все было в порядке, ничего не заметил.
— И слава богу. Этим и гордимся.
— А что было?
— Плохо было. Чемпионат там поздним вечером происходил, по нашему времени уже ночью. Ну, мы записали ночью, а на следующий день выдавали. Как всегда, на двух магнитофонах, двухсотпроцентный резерв. И вдруг — бац! — вылетает первый магнитофон. Переходим на второй. А на нем, как и сегодня, Арташес сидел. И в его магнитофон утром монтер лазил, чинил один блок и забыл этот блок как следует обратно привинтить. В общем, перешли на него, и сразу же этот блок отвалился, повис на проводах, а изображение исчезло. Тогда Арташес встал на колени, подлез туда вниз и прижал блок руками. И сразу же изображение появилось. И оставшиеся двадцать минут, пока чемпионат шел. Арташес сидел там, согнувшись, и руками блок держал. Потом я нагнулся к нему. «Все, — говорю, — передача кончилась». Он отпустил тогда руки и упал... Потом встал, но долго еще выпрямиться не мог, ходил согнувшись. Общими силами разгибали.
