The bad еврей - [22]

Но в том-то и дело, что еврейскую пафосную гордость я обнаружил, прежде всего, у тех, кто в Рашке был самым тихим, самым незаметным и убежденным конформистом. У тех, кто, если бы не уехал, стал бы (или уже был) комсомольской сволочью, или ученым с джокером партийного билета в кармане, или человеком, не выдержавшим испытания деньгами, как не выдержали его сразу несколько последних поколений советских людей, рухнувших в перестройку. То есть чем мельче, подлее, трусливее был человечек в совке, тем отчетливее можно было ожидать, что он будет надувать щеки в националистическом самоуспокоении, и лететь, как Вини-Пух, грозой на врага. То есть пока были в одной камере с пучеглазым детиной по имени русский народ, то ласково так гладили его по жесткой и вонючей шерстке, а как только выскочили наружу, сразу палкой давай по клетке бить-колотить и детину глупого айда дразнить.

Главка четырнадцатая

14

Я – еврей, потому что мне сказали, что я – еврей, и относились ко мне, как к еврею. Только поэтому. Нет других способов осознать свою национальность. И если бы мне сказали, что я – армяшка-жопа-деревяшка, и также относились бы, я стал бы армяшкой, любил бы писателя Битова, католикоса Гарегина II, гору и коньяк Арарат, презирал бы робких грузин. А если бы мне сказали, что я – грузин-жопа-резин, я любил бы Руставели, Грибоедова, старый Тбилисо, философа Мамардашвилли, кричал бы «Уходы, Мишо, уходы». Сказали бы, что я – русский-жопоузкий, я гордо бы цедил: чего шумите вы – витии, здесь спор славян между собой, требовал бы вернуть Босфор и Дарданеллы, все бывшие советские республики обратно и спал бы с задроченным «Дневником писателя» Достоевского под подушкой. Даже если бы мне сказали – ты, блядь, будешь чукча, и как к чукче относились бы, я был бы, однако, чукча - писатель, а не читатель, и был бы такой лопоухий, здоровенный жидовин, которого бы все считали обрусевшим чукчей. И если бы мне, как еврею Зюсу, на склоне лет сказали, ты – не чукча, пидорок, ты – еврей-жопа-клей, я бы сказал – нет, зачем я тогда, как чукча, всю жизнь мучился и обрел с таким трудом национальную идентичность чукчи, нет, езжайте сами в свой Израиль, я – чукча, на том стою и не могу иначе.

То есть национальность – социальная роль, определяемая социальными установками, привычками, социальным воздействием среды, которое сложно переплетается с психологическими и генетическими константами натуры, но является именно социальным конструктом по преимуществу. Национальность – это такой социальный Буратино, произведенный, скажем, в мастерской номер «237» на Красной Пресне, или в номер «2» на улице Ленина, дом 7, в Хасавьюрте, или на Западной Тридцать пятой в Манхеттене, в браун-стоун доме в четыре этажа, номер «922».

И когда кто-то с помпой говорит, продукт мастерской «237» изначально духовнее продукта мастерской «13», или когда опытные образцы мастерской «34» из Тель-Авива сражаются за право видеть вокруг только Буратин своей мастерской, а образцы продукции лаборатории «666» из Тегерана вызывают у них стойкое желание разбить их о свое ебучее деревянное колено, то хочется как-то объяснить: попробуйте деконструировать свою национальность до уровня социального образования и поймите, что вами манипулируют, как будто вы сделаны из соломы.

Но вы считаете, много найдется тех, кто поймет – что такое деконструкция своей национальной идентичности и способен на эту операцию без ущерба для понимания своей уже прожитой жизни, как существования ежика в тумане?

Увы, я пытался много раз объяснить, как, на мой взгляд, работают механизмы социальной манипуляции, но, честно скажу, ни разу не видел, чтобы человек хлопнул себя по лбу и сказал: «Эврика, то-то я чувствовал, что меня эти суки наябывают!». Ничего подобного, ни-ни, никакой деконструкции, если она не позволяет человеку считать, что он лучше, чем есть на самом деле, что всю свою дурацкую жизнь прожил на помочах из социальных рефлексов, а его столь, казалось бы, многострадальный опыт, полностью укладывается в схему из пяти наиболее востребованных социальных моделей поведения, появившихся в послевоенном советском социальном пространстве, благодаря тем трансформациям, которые стали возможны после хрущевской оттепели.

Нет, нет, лучше считать нацию – мистическим мостом из прошлого в будущее, на котором передается эстафета от мудрых предков к пытливым потомкам, несущим предназначенное от Бога повеление одухотворить весь мир, предложив ему духовный катарсис, а если он не поймет – объяснить, прочитав соответствующий фрагмент Книги. А если и после этого не поймет, заставить его самого сто одиннадцать раз прочитать этот отрывок, и еще этот и этот, да и этот, не менее яркий и убедительный, пожалуй. Но если и это не поможет, то пиздить его, гада, в мерзкую тупую харю, тыкать его этой харей в собственную вонючую жопу, пока его ебанный позвоночник не будет щелкать, как волшебные божественные кастаньеты, и его закатившиеся глаза не вылезут из орбит и не выразят, ебать тебя в сраку, понимания, что такое настоящая русская (корейская, еврейская) духовность, сука ты потная.