The bad еврей - [12]

Шрифт
Интервал

Теперь поглядим на еврейских эмигрантов в Америке, называемых русскими, и скажем, что левых, либералов, демократов, в том числе сторонников более либеральной Демократической партии среди русских евреев здесь практически нет. Они все голосуют за яро консервативную Республиканскую партию, которая характерна не только тем, что выступает против, там, абортов или экспериментов со стволовыми клетками, против теории Дарвина и за креативное (Божественное) творение рода человеческого (без какой-либо борьбы видов), против нелегальных (да и слишком большого числа легальных) эмигрантов, считая, что их всех нужно интернировать, а на границах поставить стену до неба, но и полагают, что налоги для богатых нужно максимально снизить, а налоги на бедных максимально увеличить.

И чего – казалось бы – бедным русским эмигрантам делать среди партии богатых мракобесов, толстосумов, бывших работорговцев с хлыстом в руке, боровшихся против равных прав бедных, черных, женщин и прочих меньшинств? Однако даже те, кто живет в Америке на пенсии и пособия, которые Республиканская партия постоянно призывает сократить до минимума, все равно голосуют за них, а Демократическую партию, как раз отстаивающую интересы малообеспеченных, на дух не переносит. Парадокс? Не такой простой, как кажется.

Как они, наши с вами советские эмигранты, объясняют перемену своих политических симпатий после переезда в Америку? Во-первых, они-то, конечно, утверждают, что ничему не изменили, а остались верными своим убеждениям: как в России голосовали за правых – СПС и Яблоко – так и в Америке голосуют за правых, за настоящих республиканцев. И хотя, как мы помним, между правыми в России и правыми в Америке правомочен математический знак инверсии, но в данном случае это понятно. Писай в глаза – божья роса. Человек признает факт справедливым, только если этот факт позволяет подтвердить его собственную правоту.

Следующий довод – они социализмом наелись в СССР, и теперь все эти марксистские левацкие штучки, это социальное государство, плановая экономика – все такое они ненавидят просто нутром и голосуют за свободу, за независимость человека от государства, которое не имеет права вмешиваться в его жизнь. И в частности не имеет права повышать налоги, ссылаясь на то, что, мол, надо помогать бедным и больным. Человек сам должен думать о своих болезнях, он должен работать, зарабатывать и получить удовольствие от того, что тратит деньги на то, что считает правильным. Это при том, что именно «русскими» забиты все субсидальные дома в Америчке, и они, конечно, чемпионы по выкачиванию пособий из сердобольного дядюшки Сэма.

Еще один из кажущихся парадоксов: эти наши эмигранты плохо относятся к эмигрантам следующей за ними волны. Да и вообще к эмигрантам, как таковым. Мол, нечего тратить деньги на их пособия и медицинскую страховку, нечего им помогать, как нам помогали. Нонсенс? Ничего подобного, если вспомнить психологический закон эмигранта – пока я жил на родине, жить еще можно было, когда я уехал, остались одни моральные уроды и недоноски. И чего тратить на них государственную копейку?

Но самое главное: эти наши интернационалисты каким-то чудесным образом становятся здесь такими затхлыми наци, что хоть святых выноси. Черных не любят, латинос еле терпят, всех мусульман, особенно арабов – ненавидят до мурашек и за республиканцев – вопреки своим социальным интересам – голосуют, прежде всего, потому, что республиканцы поддерживают борющийся с варварами голубиный Израиль при любой погоде и с закрытыми глазами. А игра в яростных болельщиков гордого Израиля становится самым главным делом их символического самоутверждения, в каком-то смысле оправданием всей эмигрантской эпопеи. Что-то вроде эрзаца марксизма-ленинизма, свободолюбия, тираноборчества, любви к Сталину, Горбачеву и Ельцину в одном стакане.

Главка восьмая

8

Вот я на пати в приличном бостонском доме, где собрались сливки эмигрантского общества, разговариваю с симпатичной тетей возраста окончательного опадения лепестков, которой хочется просветить меня по полной. И мило улыбаясь, она говорит мне: «О нас здесь говорят, правее русских в Америке только стенка!» И смотрит так ласково и снисходительно, как смотрят только тогда, когда хвалят себя с искренним удовольствием. И когда я, столь же сладко улыбаясь, говорю: «Ну почему же, правее еще нацисты, которых некоторые по ошибке называют фашистами», она весело и немного лукаво качает головой и отвечает: «Ну что вы, это же совсем другое!»

И поверьте, она уверена в том, что говорит, на все сто. Потому что так считает ни она одна, а практически все так называемое русское общество, давно сложившееся в Америке. То есть для всех остальных правых, исповедующих хайдеггеровскую «кровь и почву», существует неприличный полюс из ультраправых, которые и есть на самом деле нацисты и расисты разных форматов. А еврейские правые такого полюса не имеют по определению, потому что не могут его иметь в принципе: как, скажите, евреи могут быть нацистами, если они самые главные жертвы нацизма?

Это на самом деле и есть сегодня главный еврейский вопрос. Могут ли евреи, евреи после Холокоста, унесшего жизни 6 миллионов (давайте скажем, как старики Адорно и Хоркхаймер, евреи после Освенцима; или как Шаламов, после Освенцима и Гулага; а может быть, как Веня Иофе, после Освенцима, Гулага и Хиросимы), быть концептуально схожими со своими гонителями и убийцами? То есть считать, что нации, эти воображаемые сообщества, не равны, что есть нации равнее и лучше, что одним нациям можно многое, а другим совсем нет и так далее? Евреи-националисты уверены, что они свободны от этой болезни. Что они просто ратуют за право евреев иметь свою родину, потому что заслужили это своими немыслимыми жертвами во время второй мировой войны, и это было признано ООН и большинством государств мира. А вот те, кто не уверен в их праве, например, жившие раньше на той же земле палестинцы, или те, кто осуждает их за непропорциональное применения силы к своим противникам, как осуждает Израиль большинство известных правозащитных организаций, - антисемиты, тайные или явные враги евреев, по сути дела преступники, по которым давно плачет новый Нюрнбергский процесс. Поэтому, мол, еврейский национализм отличается от национализма всех других наций тем, что евреи – гонимые жертвы, а все остальные гонители и убийцы, их национализм как раз направлен против евреев, а национализм евреев – всего лишь защита.


Еще от автора Михаил Юрьевич Берг
Письмо президенту

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Вечный жид

Н. Тамарченко: "…роман Михаила Берга, будучи по всем признакам «ироническим дискурсом», одновременно рассчитан и на безусловно серьезное восприятие. Так же, как, например, серьезности проблем, обсуждавшихся в «Евгении Онегине», ничуть не препятствовало то обстоятельство, что роман о героях был у Пушкина одновременно и «романом о романе».…в романе «Вечный жид», как свидетельствуют и эпиграф из Тертуллиана, и название, в первую очередь ставится и художественно разрешается не вопрос о достоверности художественного вымысла, а вопрос о реальности Христа и его значении для человека и человечества".


Дет(ф)ектив

Этот роман, первоначально названный «Последний роман», я написал в более чем смутную для меня эпоху начала 1990-х и тогда же опубликовал в журнале «Волга».Андрей Немзер: «Опусы такого сорта выполняют чрезвычайно полезную санитарную функцию: прочищают мозги и страхуют от, казалось бы, непобедимого снобизма. Обозреватель „Сегодня“ много лет бравировал своим скептическим отношением к одному из несомненных классиков XX века. Прочитав роман, опубликованный „в волжском журнале с синей волной на обложке“ (интертекстуальность! автометаописание! моделирование контекста! ура, ура! — закричали тут швамбраны все), обозреватель понял, сколь нелепо он выглядел».


Литературократия. Проблема присвоения и перераспределения власти в литературе

В этой книге литература исследуется как поле конкурентной борьбы, а писательские стратегии как модели игры, предлагаемой читателю с тем, чтобы он мог выиграть, повысив свой социальный статус и уровень психологической устойчивости. Выделяя период между кризисом реализма (60-е годы) и кризисом постмодернизма (90-е), в течение которого специфическим образом менялось положение литературы и ее взаимоотношения с властью, автор ставит вопрос о присвоении и перераспределении ценностей в литературе. Участие читателя в этой процедуре наделяет литературу различными видами власти; эта власть не ограничивается эстетикой, правовой сферой и механизмами принуждения, а использует силу культурных, национальных, сексуальных стереотипов, норм и т. д.http://fb2.traumlibrary.net.


Веревочная лестница

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Несчастная дуэль

Д.А. Пригов: "Из всей плеяды литераторов, стремительно объявившихся из неведомого андерграунда на всеообщее обозрение, Михаил Юрьевич Берг, пожалуй, самый добротный. Ему можно доверять… Будучи в этой плеяде практически единственым ленинградским прозаиком, он в бурях и натисках постмодернистских игр и эпатажей, которым он не чужд и сам, смог сохранить традиционные петербургские темы и культурные пристрастия, придающие его прозе выпуклость скульптуры и устойчивость монумента".


Рекомендуем почитать
Век здравомыслия

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


На французский манер

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Жизнь на грани

Повести и рассказы молодого петербургского писателя Антона Задорожного, вошедшие в эту книгу, раскрывают современное состояние готической прозы в авторском понимании этого жанра. Произведения написаны в период с 2011 по 2014 год на стыке психологического реализма, мистики и постмодерна и затрагивают социально заостренные темы.


Больная повесть

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Улица Сервантеса

«Улица Сервантеса» – художественная реконструкция наполненной удивительными событиями жизни Мигеля де Сервантеса Сааведра, история создания великого романа о Рыцаре Печального Образа, а также разгадка тайны появления фальшивого «Дон Кихота»…Молодой Мигель серьезно ранит соперника во время карточной ссоры, бежит из Мадрида и скрывается от властей, странствуя с бродячей театральной труппой. Позже идет служить в армию и отличается в сражении с турками под Лепанто, получив ранение, навсегда лишившее движения его левую руку.


Акка и император

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.