Тёзки - [4]
Начала свой рассказ Неля Николаевна почему-то с блокады. Анна как раз собирала в разложенную на коленях газету отсеянных жучков, когда Неля Николаевна, внимательно глядя сквозь толстые очки в сито, сказала надтреснутым, застуженным трамваями голосом, что в феврале Таточка легла. Что значит легла, ленинградской девочке Анне объяснять было не нужно. А потом Неля Николаевна тихо продолжила, что двоих ей было ни за что не спасти, и вот она решила спасать старшего, Геру.
– У него ведь силы были, он и карточки ходил отоваривать, когда на них что-то можно было еще купить, и часами мог в очередях стоять, пока я на заводе своем работала…
Анна оторопело смотрела то на медленно расползавшихся по газете жучков, то на горку просеянной муки, которую Неля Николаевна машинально делила ножом: сначала на две неравные горки, после меньшую горку еще на две неравные, потом еще…
– Она не умерла, Анечка. – Неля Николаевна сделала еще одно движение ножом, последнее, больше делить было нечего. – Она не умерла, просто заснула. Рассказывала мне про школу, она ведь осенью в первый класс пошла, про деток и все так медленнее говорила, медленнее…
И тут Анне, как на зло, вспомнился давний осенний день и скульптура из Летнего сада. Скомкав на коленях газету с жучками, она резко двинула стулом.
Неля Николаевна очнулась, перехватила Аннин взгляд и мгновенно поняла:
– Анечка, все нормально было. Все было хорошо… – Пересыпая просеянную муку в холщовый мешочек, она одновременно вытирала слезы, отчего щеки ее делались белыми, точно обмороженными. – Отвезли мы с Герой Таточку на Серафимовское. Правда, не сразу, а в апреле… – Неля Николаевна подняла над очками глаза, вспоминая… – Да, март еще ледяным был, до двадцати пяти доходило, значит, в апреле, когда земля оттаивать начала… А до того она здесь была, с нами. – И она кивнула в сторону кладовки, где хранились теперь соль и спички. – Стекла-то выбило, снегу сюда намело по колено…
Деревянный барабан все быстрее вращался под Анниными ногами. Превозмогая головокружение, она встала, обняла Нелю Николаевну за маленькие плечи, прижала к себе.
– А дальше как было?
– А дальше последнее понесла менять…
Был на одной из городских окраин рынок, куда крестьяне из ближайших, не захваченных немцами деревень приносили в город продукты, и среди прочего картошку, заранее сваренную, положенную в бидон и обмотанную тулупом картошечку, исходившую под крышкой паром, густым и питательным. За несколько таких картофелин «передовые советские колхозники» спрашивали набор столового серебра или хрустальные вазы, и торговаться с ними было бесполезно. Должно быть, эти крепко сбитые, плотно подпоясанные и, в сущности, не злые тетки подсознательно мстили «городским» за все то, что было проделано с ними и их семьями во время коллективизации.
Последним оказалась золотая брошь с рубином и маленькими алмазиками по периметру («мамина, свадебная»). Она обменяла брошь на кусок парного, теплого еще мяса и пошла домой, спрятав на груди завернутое в тряпку сокровище. Такого куска им двоим должно было хватить надолго.
Недалеко от дома она остановилась, отогнула тряпицу. Мясо было свеже-розовое, с тонкими жировыми прожилками. Парной запах показался ей сладким. Она села в сугроб и заплакала.
…Весной, когда «стало полегче и можно было собирать молодую крапиву для супа, а еще делать салат из мать-и-мачехи», что-то случилось с Герой. Он начал подолгу стоять в углу, покачиваясь и однообразно долбя истершимся носком ботинка стену.
Уже после войны врачи обнаружили у него в мозгу опухоль. Когда Гера подрос, ему сделали операцию, от которой у него осталось небольшое углубление за ухом, но этот дефект, если не гладить Геру по голове, можно было и не заметить.
Завсегдатай Анниных дней рождений, Неля Николаевна приезжала в любой мороз в их новую квартиру на другом конце города, садилась с краю стола, не претендуя на близость к «настоящей» родне, и от души нахваливала праздничную стряпню. Перед чаем она уводила Анну в ее комнату и вручала очередной диковинный подарок: то невесть где добытую волшебную книжку-раскладку «Кот в сапогах» с подвижными фигурками героев, то самодельный альбом, полный Анниных разновозрастных фотографий, снабженных стихотворными подписями, то старинный, инкрустированный перламутром театральный бинокль.
А как-то достала из своей растрескавшейся сумки конусообразный кулек, приоткрыв который Анна с удивлением обнаружила гроздь черного винограда. Учитывая сезонность советской торговли, виноград в январе был настоящим чудом, и Анна уже вскочила, чтобы предъявить это чудо гостям, однако Неля Николаевна протестующе схватила ее за руку, то ли боясь, что Анна начнет делиться со всеми и самой ничего не достанется, то ли стесняясь скудости своего дара. Вот тогда Анна вспомнила и Наталью Савишну, и протянутый Николеньке рожок с двумя карамельками и одной винной ягодой.
И что с того, что винная ягода – это инжир. Анна не сомневалась: в том, Николенькином кульке – тоже был черный виноград.
– Ешь тут. Он мытый. – Неля Николаевна усадила Анну на диван, развернула плотную коричневую бумагу и с беспокойством оглядела гроздь. – Ведь не промерз? Он у меня еще в двух газетах был. Не может быть, чтобы промерз.
Люба давно уже не смотрела на небо. Все, что могло интересовать Любу, находилось у нее под ногами. Зимой это был снег, а если вдруг оттепель и следом заморозки◦– то еще и лед, по весне – юшка из льда и снега, осенью – сухая листва, а после месиво из нее же, мокрой. Плюс внесезонный мусор. Было еще лето. Летом был все тот же мусор из ближней помойки, растасканный за ночь бездомными собаками (потом конкуренцию им составили бездомные люди), на газонах бутылки из-под пива (а позже и пивные банки), окурки, сорванные со стен объявления и собачье дерьмо.
Повесть «Любовный канон» – это история любви на фоне 1980—1990-х годов. «Ничто не было мне так дорого, как ощущение того тепла в груди, из которого рождается всё, и которое невозможно передать словами. Но именно это я и пытаюсь делать», – говорит героиня «Любовного канона». Именно это сделала Наталия Соколовская, и, как представляется, успешно. Драматические коллизии Соколовская показывает без пафоса, и жизнь предстает перед нами такой, какая она есть. То есть, по словам одной из героинь Франсуазы Саган, – «спокойной и душераздирающей одновременно».С «Любовным каноном» Наталия Соколовская стала лауреатом Премии им.
За эту книгу Наталия Соколовская получила Премию им. Н. Гоголя (2008). Книга вошла в длинный список премии «Большая книга 2008».Героиня романа по профессии редактор, а по призванию – поэт. Она закончила знаменитый и полускандальный московский Литературный институт на излете советского строя, а к началу повествования работает в издательстве образца «постсоветского капитализма с получеловеческим лицом».После окончания Литературного института Даша оказывается в Грузии. Туда привела ее любовь к поэту Борису Пастернаку.
В больничный двор Латышев вышел, когда стало смеркаться. Воздух был свежим и горьким. Латышев ступил на газон, поворошил ботинком прелые листья. Пронзительный, нежный запах тления усилился. Латышев с удовольствием сделал несколько глубоких вдохов, поддался легкому головокружению и шагнул за ворота…
Славик принадлежал к той категории населения, для которой рекламки возле метро уже не предназначались. Бойкие девушки и юноши протягивали направо-налево листочки с информацией об услугах и товарах, но Славика упорно игнорировали. Точно он был невидимкой. Ничего странного для Славика в этом не было. Он знал, что лично его – нет. И не обижался…
Говорила Лопушиха своему сожителю: надо нам жизнь улучшить, добиться успеха и процветания. Садись на поезд, поезжай в Москву, ищи Собачьего Царя. Знают люди: если жизнью недоволен так, что хоть вой, нужно обратиться к Лай Лаичу Брехуну, он поможет. Поверил мужик, приехал в столицу, пристроился к родственнику-бизнесмену в работники. И стал ждать встречи с Собачьим Царём. Где-то ведь бродит он по Москве в окружении верных псов, которые рыщут мимо офисов и эстакад, всё вынюхивают-выведывают. И является на зов того, кому жизнь невмоготу.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.
20 июня на главной сцене Литературного фестиваля на Красной площади были объявлены семь лауреатов премии «Лицей». В книгу включены тексты победителей — прозаиков Катерины Кожевиной, Ислама Ханипаева, Екатерины Макаровой, Таши Соколовой и поэтов Ивана Купреянова, Михаила Бордуновского, Сорина Брута. Тексты произведений печатаются в авторской редакции. Используется нецензурная брань.