— Это как же так? На одном дереве и разные сливы? — изумился мальчик.
— И персики, — добавила Натка.
— И абрикосы, — вскричал Зюзя.
У Тоши и глаза разбежались. И когда Натка протянула руку за спелым пушистым персиком, он хлопнул её по руке и сердито сказал:
— Ты с ума сошла! Разве можно?
Они долго стояли около этого замечательного дерева, как вдруг что-то чёрное мелькнуло в траве.
— Ой, уж, уж! — закричал Тоша и, схватив палку, бросился бежать за змеёй.
— Вы что там делаете? — услышали они сердитый крик. — Не смейте бить ужа!
Тоша оглянулся и увидел человека в белом костюме и такой же фуражке. Он сидел в тенистой беседке.
Зюзя испугался и, выскочив на тропинку, побежал так, что рубашка у него на спине вздулась пузырём. Тоша бросил палку и, будто не обращая внимания на этого человека, вышел на дорожку. Но Натка, которая забрела за зелёный куст, поманила его к себе. Она стояла перед огромной, раскинувшейся в виде звезды паутиной, в центре которой, как неживой, замер большой серый паук. Тоша бросился назад за палкой, чтобы порвать паутину, но Натка шикнула:
— Тоша, ты куда? Смотри сюда!
«Паука не трогать!» — прочитал он табличку.
И ему сразу представился тот человек в белом костюме, который кричал «Не смей бить ужа!» «Это, наверно, он написал», — подумал Тоша.
— Смешно, Натка, а? — усмехнулся он. — Ужа не бей, паука не трогай! Всяких гадов расплодили тут!
Они и не заметили, как к ним кто-то тихо подошёл, легонько положил руки на плечи девочки, отчего Натка вздрогнула и хотела бежать.
— Стой, стой, дочка! От меня не убежишь, да, да, да.
Тоша почувствовал, что они попались. Он поднял глаза и встретился с добрым взглядом того, кто так сердито закричал на него, когда он погнался за ужом.
— Здравствуйте! — растерянно сказал Тоша. — А зачем… Почему не трогать?
— Здравствуй, здравствуй… А тебя как зовут? Тоша? Антон, значит? О, да ты, оказывается, мой тёзка! Меня тоже зовут Антоном… Ивановичем. Так вот что, тёзка, ты не торопишься? — и, получив утвердительный кивок, продолжал: — Тогда возьми вот эту бумажку, — он похлопал по карманам, — и карандаш. Смотри на паука и записывай, что увидишь. А потом прошу ко мне! — он показал на тенистую беседку.
Так неожиданно для самих себя Тоша и Натка получили работу в селекционном саду. Они смотрели на паутину.
Прозрачная и лёгкая, она походила на поверхность мыльного пузыря: по ней нет-нет да и пробегали какие-то волны, то зелёные, то жёлтые, то розовые. Паук вздрогнул, потом побежал на край паутины и вцепился в небольшую зелёную мушку. Покончил с ней и снова приполз в центр своей сети.
— Записывай, что же не записываешь? — ворчливо заметила Натка.
Тоша лёг на траву, положил под бумагу камешек и написал:
«Паук съел зелёненькую мушку…»
Едва успел записать это, как Натка завизжала и запрыгала:
— Ещё, Тоша, ещё!
Паук бежал теперь в другую сторону, где запуталась в паутине большая муха, но тут послышался второй удар о паутину — это билась небольшая гусеница. Паук быстро умертвил муху и бросился к гусенице.
— Пиши, Тоша, пиши, — возбуждённо кричала Натка, как будто не паук, а сама она охотилась за мухами.
«Ещё он съел большую муху…» — начал писать Тоша.
— Да ты что? — возмутилась Натка. — Он вовсе и не съел муху, а только откусил ей голову…
Тоша помуслил карандаш, зачеркнул всё и написал: «Ещё он откусил мухе голову и начал есть червяка…»
Пока Тоша и Натка сидели и писали, у них за спиной очутился Зюзя. Он, неловко усмехаясь, спросил:
— Вы что здесь делаете?
— Эх ты, храбрец! — сказала Натка. — Что же ты убежал? А нам вот работу дали!
— Я не испугался, а просто убежал… Я… Мне очень захотелось есть. На, ешь! — сказал он, протягивая Натке кусок хлеба.
— Подумаешь! — фыркнула Натка. — Ешь сам, если так проголодался.
Между тем, паук продолжал свою охоту: у него в паутине уже были две мошки, ещё одна гусеница и большая бабочка, которая всё ещё шевелила лапками.
Когда ребята пришли к Антону Ивановичу, он сидел за маленьким столиком в беседке и что-то писал. Его фуражка лежала на скамейке, и только сейчас Тоша увидел, что у него огромный чистый лоб, на котором заметна розовая полоска от фуражки. Сильно загорелое лицо его, казалось, излучало добродушие. Оно было в его серых глазах, окружённых тонкими морщинками, в одутловатых щеках, в больших, всё время улыбающихся губах.
— Ну, рассказывай, тёзка, что видел, — сказал Антон Иванович.
— Паук поймал четырёх мух: одну большую, другую поменьше, зелёненькую, и две мошки. Потом ещё два червяка и бабочку…
— А листья на дереве он не ел разве? — сурово спросил Антон Иванович.
— Н-нет, — растерялся Тоша и, глянув на Натку, спросил: — Ведь правда, Натка, не ел?
— Я всё время на него смотрела, — затараторила девочка, — а он только и делал, что ел этих мух и червячков.
— А червяки едят?
— Ну, конечно, едят! — вскричал и Зюзя. — У нас в саду они так объели на яблоне все молодые листочки, что просто ужас!
— А-а, — догадался Тоша. — Так вот почему нельзя паука трогать. Он — полезный!
— Да, да, тёзка, полезный, очень полезный! — сказал Антон Иванович и подумал про себя, что мог бы быть хорошим учителем.
— Антон Иванович, а почему нельзя бить ужа? — спросил Тоша.