ГЛАВА ПЕРВАЯ
о том, как Тоша Корешков приехал из тундры на Черноморское побережье
Самолёт шёл над морем. Среди пассажиров, дремлющих в низких мягких креслах, был светловолосый мальчик в коричневой вельветовой курточке и таких же коротких штанишках. Он никак не мог усидеть на месте, всё время бегал от одного окошка к другому и смотрел вниз. Под самолётом расстилалось огромное, ровное, словно подкрашенное синькой море. По нему ползли кое-где маленькие пароходики и катера, от которых усиками расходились белые полоски. Слева виднелся залитый солнцем берег. На нём то и дело возникали набросанные, как кусочки сахара, домики, они то разбегались, то собирались в кучки.
— Похоже на Кубу, правда, мама? — спросил мальчик. — Вон видишь? Там ещё что-то растёт. Кипарисы, что ли? Похоже, да?
Мать посмотрела вниз и равнодушно ответила:
— Не знаю, сынок…
— Ой, что ты, мама! А помнишь, смотрели кинокартину? Там вот так же… море, лес, горы и какая-то речка… Похоже, да?
— Похоже, похоже, — чтобы отвязаться от настойчивых приставаний сына, улыбаясь, сказала мать.
Когда мальчик убежал на конец самолёта, она обратилась к соседке:
— Просто с ума сходит… Как увидит какой-нибудь непохожий на наш пейзаж, так — сразу про Кубу.
— Вы знаете, у меня тоже.
— И чем их привлекла к себе эта Куба?
— И Фидель Кастро…
— О, не говорите!
Мальчик услышал, как кто-то сказал незнакомое слово «Адлер». Он немедленно повернулся на голос и спросил:
— А до Адлера ещё далеко?
— Сейчас будем заходить на посадку…
Он бросился к матери и начал её тормошить:
— Мама, давай собираться! Сейчас будет Адлер.
Через несколько минут самолёт отошёл от моря и, выключив моторы, стал снижаться. Мальчик ухватился за кресло, ему казалось, что пол уходит у него из-под ног. Но тут самолёт, наверно, уже побежал, потому что навстречу понеслась земля, на ней можно было различить кустарники, отдельные деревья, цветы.
Они опустились по железной лестнице на землю и вместе со всеми пассажирами направились за проводницей к огромному зданию аэровокзала.
Сквозь стеклянные стены вокзала виден был аэродром и тонкие кипарисы, раскачивающиеся от ветра.
— Тоша, а вон папа, — сказала мать.
— Папа! — закричал мальчик и бросился навстречу отцу. — А где же дядя Сима?
— Дядя Сима всё путешествует… Он пошёл с теплоходом на Кубу.
— Мама! Ты смотри-ка, у меня дядя — капитан дальнего плавания! Вот здорово!
Отец вручил мальчику огромный букет цветов, таких прекрасных, каких Тоша даже и не видел. Держась одной рукой за отца, а в другой неся свой букет, мальчик забежал вперед и, глядя снизу вверх на оживлённое лицо отца, спросил:
— А где ты взял такой букет?
— Что? Хорош? — засмеялся отец. — Это тебе не «Девичья краса», которую ты разводил в Нарьян-Маре!
— Ты не знаешь, что было, Александр! — засмеялась мать. — Тоша не хотел оставлять ни одного цветка!
— Мама! — сказал тихо Тоша.
Они сели в автобус. Дорога долго петляла между беленькими домиками, потом, как стрела, врезалась в лес, и по сторонам замелькали стволы больших деревьев. Мальчик, проживший в тундре всю свою короткую жизнь, смотрел во все глаза.
— Ой, в шубе, в шубе! — закричал мальчик и даже побежал назад по автобусу, стремясь рассмотреть дуб, одетый в зелёную шубу вьющихся растений.
Мимо с шумом проносились машины, мелькали дачи санаториев, а иногда открывалась между ветвями синяя громада моря. Потом автобус въехал в город, и здесь мальчику стало понятно, откуда у отца такой роскошный букет. Цветы в этом городе росли кругом. Вот красные, словно языки пламени, цветы, которые отец называет каннами. А вот целые заросли кустов с тонкими, как у ивы, листьями и с цветами белыми, красными и розовыми.
— Мама, да у нас же были такие, — вскричал Тоша. — Но только у нас они почему-то были маленькие… Они ещё ядовитые…
— А-а… Это олеандры, — улыбнулась мать.
— Ой, смотри, мама, какие огромные! Вон-вон… Да это же гортензия! Мама, гортензия!
Большие сочные кусты с яркими голубыми и розовыми шапками проплыли мимо. Цветы смотрели на Тошу с земли, голубели в газонах, поднятых на белые столбики, были на деревьях с большими глянцевыми листьями.
Как только приехали домой, Тоша попросил у матери переодеться: ему стало жарко в вельветовом костюме. Он стащил через голову курточку и остался в майке. Сбросил казавшиеся тяжёлыми штаны, надел любимую голубенькую рубашку с короткими рукавчиками и синие трусы и в сандалиях на босу ногу выскочил на крыльцо. Он смотрел на высокое голубое небо, на зелёные кроны дубов, возвышающихся над городом, и ему захотелось прыгать как сумасшедшему. Он, может быть, и запрыгал бы, если бы не увидел, как тоненькая черноволосая девочка, расставив руки в стороны, покачиваясь, ходила по забору, отделяющему их дом от улицы. Она дошла по нему до самого конца, потом повернула обратно. Тут Тоша увидел чьи-то руки, которые схватились за доски забора с той стороны.
— Не лезь, Митя, а то упаду, — закричала девочка, и руки исчезли.
Она уселась на заборе, постукивала голыми пятками о доски, а сама нет-нет да и зыркала быстрыми чёрными глазами на Тошу. Тогда он, как будто не обращая внимания на девочку, запрыгал с лесенок. Девочка перестала стучать пятками и смотрела на него. Мальчик спрыгнул через три ступеньки на землю и на одной ножке стал прыгать вверх по ступенькам. Обернувшись к девочке, он крикнул: