Тезей - [27]

— Где? — спросил кто-то. — Здесь?

— Нет, — отрицательно помотал головой Тезей, махнув в сторону городских домов, — рядом. Почти здесь. Прямо у вас — грязновато для бога.

— Неумытый Керамик, — пошутили в толпе.

Так у района ремесленников, действительно, появилось название.

— Вот, вот, в грязи живем, а надо прибраться, — повысил свой голос Дрон. — Рядом с храмом стоять будем.

— Вы же все умеете, вы — такая сила, — добавил от себя Тезей.

— Сила… — повторил сукновал Феокл и даже крякнул. — Крышку-то на кипящем горшке тоже сила подбрасывает, да как ее взять, эту силу.

Босоногий сукновал был исконным афинянином. Но сейчас он имел в виду даже не себя и таких, как он, или не столько себя, сколько бесправных своих товарищей по ремеслу.

— Храм строят все вместе, — выделился еще один голос из толпы, — и каменотесы, и пильщики, и позолотчики. Никто не спрашивает: чужой или свой. А в жизни…

— Надо назначить срок, после которого человека принимают в полис, — добавил кто-то.

Вс но и против не выступали.

— Есть мысль. Те, у кого в городе нет настоящих домов, стройте их тут вместе с мастерскими. Хватит жить в здешних норах и ютиться по углам в Афинах, — предложил Тезей.

— Если в городе не хватает места для мастеров, они сами должны его расширить, — добавила Герофила.

— Я же всем, чем могу, буду вам способствовать. Керамик для царя станет его землей. И пусть над ней не скудеют заботы бога, — сказал Тезей.

— Эвоэ, Дионис! — раздались голоса. — Здоровья тебе, Герофила.

На прощание Дрон заверил Тезея:

— Мы тебя поддержим во всем.

На обратном пути Тезей спросил Герофилу:

— Про Керамик ты сама придумала или это можно рассматривать как пророчество?

Герофила рассмеялась:

— А чем это не пророчество… иногда трудно отличить пророчество от хорошей мысли.

И помолчав, вдруг вздохнула:

— И уж всякому доступно пророчество о том, что нам скоро с тобой расставаться.

Третья глава

С приездом Герофилы братья редко оставались один на один. Когда такой момент выдался, Тезей сказал Поликарпу:

— Я постараюсь ввести в Афинах культ Афродиты Небесной.

— Хочешь приучить своих афинян к культу для избранных, — улыбнулся тот.

— Избранных только и можно объединить по-настоящему.

— Слышу речи Герофилы… Однако твои палконосцы лучше понимают народную Афродиту.

— Афродита площадей, это доступно всякому, — возразил Тезей.

— Но и понятно.

— Поликарпик, общее и так есть у всех… Говорить об этом каждому, все равно, что обманывать… Ему это и без тебя доступно. Тут не надо ума, чтобы понять друг друга.

Эта мысль Поликарпу понравилась. Ему ведь тоже было свойственно увлекаться. Однако он опять возразил, скорее, правда, для того, чтобы уточнить сказанное Тезеем.

— Понятное всем без труда тоже объединяет.

— Делает одинаковыми, Поликарпик. Слепляет в комок, а не собирает.

— А знаешь, — дал себе свободу и Поликарп, — Герофила во многом права… Глядя на нее, я вообще думаю, что женское стоит в начале всех начал… Оно первично. Мировая душа, откуда все пошло, обязательно женственна.

— Тогда мы-то с тобой что такое?.. Откуда взялись, Поликарпик?

— От нее же, — уверенно заявил младший брат. — От нее отделился Дух… Она произвела его из себя.

— Родила, значит…

— Конечно, — продолжал Поликарпик, все более увлекаясь. — И Дух возник для труда. И теперь уже существуют два начала. И томятся они друг без друга.

— Ты рассуждаешь сейчас, словно пророк.

— Да, — остановился Поликарп, — пожалуй… Послушай кто нас сейчас со стороны, подумают, что мы с тобой сумасшедшие.

— Это про тебя подумают, Поликарпик, — рассмеялся Тезей, — я сейчас только слушаю.

— Герофила бы сказала: пусть думают…

И Поликарп, который не мог так сразу спуститься с неба на землю, продолжал свое:

— Может быть, оттого, что нас так много, мы ничего не можем наладить? — вздохнул он. — Представь, во времена Крона людей было мало, и задачи были проще. И любили они друг друга естественно, как душа любит душу. Оттого и говорили про них: золотой век. И тогда не было обыденного, — воодушевляясь, продолжал он. — Обыденное появилось тогда, когда группы людей стали отделяться друг от друга. Пространства, образовавшиеся между ними, и есть обыденное.

— Хорошо говоришь, Поликарпик, — усмехнулся Тезей.

— Да… — Поликарп согласно кивнул старшему брату. — Мы с тобой, как весы. То ты опускаешь свою чашу, то я…

— Не боги мы с тобой, Поликарпик.

— Не боги, — повторил младший брат. — Ах, — вырвалось у него, — этот вечный грех творящего смертного… Творение — благо, но нам ничто не дано завершить. Так, когда уже ничего не прибавишь. Сиди, понимаешь, и любуйся.

— И оно тоже будет любоваться тобой.

— Нет, затем оно будет меняться, но только само.

— Значит, толчок все-таки нужен.

— Нужен… Вводи свою Афродиту Небесную.

Так беседовали друг с другом молодые мужчины. У женщин же состоялся иной разговор.

— Что ты собираешься делать с Тезеем? — спросила Лаодика.

— Что ты имеешь в виду?

— То, что у вас произошло, не меняет твоих планов?

— Нет, не меняет.

— Значит, ты скоро уедешь?

— Да, но я оставлю здесь часть себя.

— Сама уедешь, а часть себя оставишь, — уточнила Лаодика.

— Ты хочешь, чтобы я вся здесь осталась?

— Нет, не хочу.