Тетрадь в клеточку - [2]

– Я уже сто лет живу в этой стране и привык ничему не удивляться.

Последнее время папа вообще не любил выходить из дома. Это было не сложно, потому что работал он тоже из дома – переводчиком, но после Дня S, приходя из школы, я видел, что он ничего не делает. В лучшем случае смотрит мультики, а в худшем – просто лежит. Меня это тревожило – значит, я стал взрослее. Раньше я бы радовался, что теперь мультики можно смотреть вместе с папой, а сейчас понимал, что есть вещи, которые ненормальны, и одна из таких вещей – ничего не делающий взрослый.

Я надеялся, что чем дальше мы будем от Дня S и от Города S, тем лучше будет становиться папе, но он и здесь выглядел раздраженным.

В парке аттракционов мы нашли детское кафе и устроились там за столиком – просто чтобы отдохнуть от палящего солнца. Папа сказал:

– Если что-то хочешь – я закажу.

– Я не могу здесь есть, – ответил я.

– Почему?

– Здесь микробов больше, чем дома.

– Хорошо, давай купим с собой, а съедим дома?

– Но откуда нам знать, что они готовят чистыми руками…

– Все, хватит, – перебил меня отец. – Не хочу опять слушать этот бред про грязь.

Я виновато замолчал.

К нам подошла официантка, и папа заказал колу со льдом, даже не глянув на девушку из-под своих солнцезащитных очков, которые были совершенно ни к чему в помещении. То, что он носил эти очки, и то, что он ни на кого не смотрел и даже не оборачивался, когда к нему обращались, делало его похожим на слепого.

– Ты стал другим после Дня S, – негромко заметил я.

Отец хмыкнул:

– Да и ты раньше не был таким фанатом моющих средств.

Мы опять недолго помолчали. Мне хотелось спросить про День S, но больше всего о том, почему мы никогда его не обсуждаем. Но я боялся. Наверное, потому мы его и не обсуждали – страшно о таком говорить.

– Вы тогда поругались? – все-таки начал я.

– Когда?

– Накануне.

– Да, наверное.

– Почему?

– Взрослые дела. То, се… Сложно объяснить.

Взрослые странные. Им все легко объяснить, кроме своей ругани. Вот когда надо отправить меня спать в десять вечера – легко объяснить почему. Тысяча объяснений на тему того, зачем делать уроки, читать книги и есть овощи. А как объяснить что-то о себе, так сразу – «то, се». Когда родители ругались, мне казалось, в их претензиях друг к другу вообще нет никакого смысла, будто учитель задал им такую домашку – разругаться в пух и прах, и они начинают высказывать все, что в голову придет, лишь бы это привело к ругани. Ну, например: «Знаешь, мне еще в две тысячи пятом было понятно, какой ты эгоист, ты уже тогда думал только о себе». Или: «Ты постоянно оставляешь здесь эту книгу, тебе что, так сложно – положить ее на место, ты специально это делаешь, чтобы меня разозлить, да?» Короче, бред.

– Это что, из-за измены? – снова спросил я.

– Чего? – нахмурился папа.

– В русских сериалах если что-то и случается между супругами, то это всегда из-за измены.

– А ты спец в русских сериалах.

– Их смотрит бабушка.

– Не лезь в эти дела, ладно?

– По статистике, сорок процентов браков в России распадаются из-за измен.

Папа засмеялся:

– Лично ведешь эту статистику?

– Нет, я вычитал это в интернете, когда гуглил, как не заразиться вшами в автобусе, а потом перешел по ссылкам и обнаружил статью про разводы.

– Не было никаких измен, – отрезал папа. – И мы не были разведены.

– Я знаю, просто…

– Хватит об этом, – раздраженно прервал меня отец. – Ты слишком много на себя берешь.

Наверное, другому человеку может показаться, что это была не ссора, а просто спор, но именно так мы с папой всегда и ссоримся. Нам не свойственно резко друг с другом разговаривать – мы стараемся все обсуждать спокойно, но последнее время он слишком для этого взвинчен. Настолько взвинчен, что иногда я опасаюсь, что он может начать вести себя как мама.

18.08.2019

Привет, тетрадь в клеточку.

Сегодня со мной заговорил человек в полицейской форме, который назвал себя участковым. Он подошел ко мне, когда я мыл входную дверь нашей квартиры.

Сейчас расскажу по порядку.

Мы живем в съемной квартире, а это значит, что до нас там жили другие люди, и мы не знаем, какими они были. Нельзя отрицать, что у предыдущих жильцов мог быть, например, туберкулез и они оставили палочки Коха на вещах, которыми пользовались. Так что я вымыл все поверхности, двери и шкафы в квартире, а также прокипятил посуду. Потом вспомнил, что есть еще входная дверь – самый главный источник опасности, ведь мало ли кто к ней прикасается, когда проходит мимо?

Вот в подъезде, пока я пшикал на дверь моющим средством, ко мне и подошел полицейский.

– Что ты делаешь? – спросил он меня таким тоном, как будто я совершаю преступление.

– Мою дверь.

– Зачем?

– Чтобы на ней не было микробов.

Он помолчал, осматривая меня с головы до ног. Я тоже на всякий случай себя осмотрел: вроде все нормально.

– Вы новые жильцы?

– Да, мы с папой снимаем тут квартиру.

– А где твой отец?

– С ума сходит его отец. – Это сказала соседка, спускающаяся с четвертого этажа.

Она выглядела как чья-то бабушка, собравшаяся на дачу: в панаме, полинялом платье и с четырьмя раздутыми сумками, в которых, наверное, были всякие корзинки, лопатки, семена помидоров и прочая чепуха для дачников. Она еле-еле спускалась по лестнице, потому что барахло ей мешало, и через каждый шаг останавливалась, чтобы посмотреть, на какую ступеньку ставить ногу.