Тетрадь третья - [38]

(Померанцы с <фраза не окончена>

* * *

Май 1935 г.

Когда старая женщина говорит: — «Когда я была молодая» — даже этому не верят, точно молодость та же красота.

* * *

Иногда нужно предпочесть, в стихах — общее место — острейшей подробности — ради потока. Т. е. фразу, период — эпитету, и поток — образу, к<отор>ый иногда, именно единственностью своей — тормозит.

* * *

Что-то ранее нас — умерло…

* * *

Ты меня поцелуешь — мертвую,

Как тогда целовались — мысленно

* * *

Любовь была зла. Никто меня милой

Не звал — ты, соловей! —

Я жизнь прожила — счастливая силой

Своей, жилой своей!

* * *

была зла. Кто, кто меня телом

Покрыл — от —

Я жизнь прожила — счастливая делом

Своим, мелом своим!

* * *

2 1

(жаром — даром)

…Я в рай добрела — ведóмая — (чарой?)

Своей: лирой своей!

* * *

(Всё здесь — от ударения, до смысловой настойчивости: звуковой навязчивости повторения (подтверждения). Мое дело — заполнить должным. Здесь как нигде дана звуковая канва (звуковой канат).)

* * *

…Seule une femme pour porter le poids d’une âme (j’aurais mis «mon âme» — si ce n’était pas un équivalent).[219]

* * *

«Поэзия» — «поэзия» —

Да знаете ли вы

* * *

Благородство (поведения в трудных случаях жизни) есть не то последствие, не то причина бесстрастия.

Абсолютно-страстный человек не может быть абсолютно-благородным.

(Записано в Госпитале Ville-Juif, 15-го июня.)

* * *

Между годовалым ребенком (лицо!) и 80-летним им же — ни дня перерыву.

* * *

— Он его тоже посмотрел… — сестра, показывая мне Мурин аппендицит (знаю, что appendix, но привыкла — так).

* * *

(Для «Чорта»)

Деление серебра на горсточки, горочки, стопочки.

* * *

Серебряные стопочки отражаются в глубоком ломбере стола.

(Знаю, что l’Hombre — jeu de l’Hombre[220] — и, кажется, одна — знаю, но здесь беру ломбер как материал: из-за глубины звука — и отражения.)

Это — приписка 26-го мая 1938 г., переворачиваю страницу — и:

«Ибо ломбер (l’Hombre) от долгого словесного (невежественного) и игрального употребления уже стал ЛОМБЕР — древесной и металлической породой».

* * *

Н. П. Г<ронский>

Зерна богатой барышни. — Губная помада. — Бритье (мячик). — Jouy-en-Josa[221] (нигде) — скалы, сосны, спящий город, арка, помост, кафэ.

* * *

Возвращение route nationale[222] — с его громким ором (песнями: один — как целый хор).

* * *

Шавильский желанный дуб. — И еще одно желанье. — Версальские леса, папоротник, вереск, листва, саблиэры.

* * *

«Старушки». Иду к «старушкам».

* * *

— Иду домой: своих кормить.

Рынок, кожаная кошелка.

* * *

— Ты еще немножко слишком громок.

* * *

Дружба с С. М.

* * *

Игранье моей головой — отрастающей.

— Как Вы похожи на волка!

— Глупости! Я похожа на Вильгельма.

— Нет! нет! Именно на волка, особенно — нос.

— Если я — на волка, то Вы на Марью Царевну, с картинки Репина — помните? Волк увозит Царевну.

— Иван-Царевич увозит!

— Нет, Волк.

* * *

Он: — А Вы заметили, что у Вас с Марьей-Царевной — одни инициалы?

— Я не Марья-Царевна, а Марья Моревна — помните: — «Я поеду воевать, а ты сиди дома и занимайся хозяйством».

— Это я — займись хозяйством? Впрочем, я великолепный хозяин, спросите маму. Вы сколько варите pot-au-feu?[223]

— Часа полтора.

(Он, торжествуя) — А я — три.

…Но Вам Марья не идет. Вы Марина Моревна — от моря.

— Просто скажите — морское чудище.

* * *

В другой раз, на саблиэре, в вереске

— Какие волчьи волосы! Совершенно — волчий мех!

— Глупости. Это — седины.

— Что-о? Седины, это матрона — что-то торжественное — Рим или Новгород. А это просто волчья шерсть. А сверху — золото.

— Еще скажите — волчий хвост! Помните, у Жуковского — в золотой сетке![224]

* * *

(Хотела писать его — живого. Не довелось. И только всего осталось:

— Погляди как в час прибоя

Лес играет сам с собою.

— Так и ты со мной играл.[225])

* * *

(Конец Carnet médical)

ДРУГАЯ ЗАПИСНАЯ КНИЖКА: УЖАСНАЯ: ГРЯЗНЕЕ ГРЯЗНОГО, КАРАНДАШНАЯ, СОВЕРШЕННО-НЕЧИТАЕМАЯ

Жажду уничтожить.

Что такое мужская дружба? Любовь есть жажда — потери себя в другом, дружба — обретения себя в другом. Над дружбой всегда третье — то, ради чего — по Гронскому:

— Восток был отперт на простор[226]

и — Нашего полку прибыло.

(Над любовью (душой ее) — всегда третий, бывший или будущий, угроза, смерть.)

А любовь — тупик. Выход — смерть. (Дружба — бессмертье.)

Если бы я в ноябре 1934 г. любила Н. П. Г<ронского> я в ноябре Х-вого года его — разлюбила: забыла.

* * *

<Вклеенная газетная вырезка:>

— В Египте найден дневник школьника, относящийся ко II веку до Р. Х. В нем подчеркнуты слова Гомера, что богини часто выбирают мужей среди смертных людей.

(П<оследние> Н<овости> — 26-го июня 1938 г. — Оправдание тщательности моих записей. Ибо наверное и тогда были войны — и всякие великие события. А школьник — читал и выписывал. Писал — и подчеркивал. Этот школьник для меня покрывает всю мою современность. Этот школьник II-го века до Р. Х. — мой современник. Ибо он так же жил прошлым — как я. Гомером — как я. И нам скоро обоим будет — столько же лет. (Нисколько — лет.))

* * *

А так — отрешенно, чисто и кровно (там — кроваво!) я буду помнить его вечно, болеть будет вечно. Моя боль — о нем, а не о себе без него.

Приезжайте в П<ариж>.[227] Расскажу. То, чего никогда не прочтете — даже в моей рукописи о нем, живом, даже в нашей переписке, где он считался с детской ревностью моей дочери, а я — не хотела быть ему слишком всем. Переписка с обеих сторон чрезвычайно бережная. Он считался с моей семьей, я — с его юношеством, — и оба с временем и местом. Мы же должны были скоро, скоро встретиться и всё друг другу сказать!