Тэсс из рода д'Эрбервиллей. Джуд Незаметный - [4]

Гарди, говоря словами Пушкина, сказанными о Шекспире, «никогда не боится скомпрометировать своего героя». В одном случае Тэсс напоминает ему «насторожившегося зверька», в другом — муху: Тэсс, «словно муха на бесконечно длинном бильярде, стояла на зеленой равнине». А одним дерзким сравнением он вызвал раздражение многих критиков, когда написал: «Она не слышала, как Клэр вошел, и не сразу его заметила. Она зевала, и он видел ее открытый рот, красный, как у змеи». Обаятельная Тэсс, воплощение юной женственности, и вдруг… Но никакого «вдруг», собственно, нет. Сравнения Гарди могут быть необычны и даже дерзки, но прежде всего для тех, кто привык к готовой модели романтического образа. При всей неожиданности этих сравнений, они возникают естественно, в определенной системе, подчиняются внутренней логике, не нарушая сущности характера. Тэсс — дитя земли, дитя природы, только с необычайно тонкой душевной структурой. Гарди не раз отмечает в ней сильное чувственное начало. Сравнив чувственный рот Тэсс со змеиным, он писал: «Жизнь била в ней через край. Это было одно из тех мгновений, когда душа женщины полнее, чем когда-либо, облекается в плоть, когда самая одухотворенная красота становится плотской и чувственной».

Несомненно, в этом, как и в других сравнениях Гарди, сказывается особенность индивидуального авторского восприятия и оценки, обновленный взгляд, не нарушающий, однако, объективной логики развития реалистического характера. И в библейские и в античные времена знали и писали о змеином яде любви, у Гарди в «конце века» противоречие любовного чувства предстает и в его естественно безобидном виде, как нечто, что воспринимается, но не сознается, что воздействует на жизнь, но не ломает ее, не мешает ее здоровому развитию, и как нечто загадочное в ряду других необъяснимых загадок, которые начинают требовать к себе внимания, несмотря на, казалось бы, более важные житейские задачи и проблемы. И тот факт, что сторонники философии позитивизма с легкостью объясняют подобные явления, еще более озадачивает тех, кому практически на себе приходится испытывать воздействие странных противоречий. На ферме Тэлботейс, уединенной и замкнутой, еще сохранившей патриархальный быт и нравы, батрачка Тэсс, полюбив Энджела Клэра, преображается, забывая на время былые горести, на этой же ферме неразделенная любовь ее подруг Рэтти, Изз и Мэриэн гнет их и губит в них источник радости.

Присматриваясь к литературным характерам в переломный период, на рубеже веков, А. Блок заметил: «Культура выпустила в эти «переходные» годы из своей лаборатории какой-то временный, так сказать, «пробный» тип человека, в котором в различных пропорциях смешано мужское и женское начало», — мужественность и женственность как бы утончили человека, сделав его восприимчивее. «Приходится сказать, что все литературное развитие XX века началось «при ближайшем участии» именно этого типа»[1]. При всей неожиданности высказанного поэтом, в его наблюдении схвачено нечто, привлекающее внимание.

Тэсс Дарбейфилд и Энджел Клэр, ее возлюбленный, Джуд Фаули и Сью Брайдхед, его возлюбленная, представляют собой подобные «пробы», не повторяющие друг друга, но «исполненные» как бы с одним и тем же намерением. Если воспользоваться логикой блоковской мысли, то можно сказать, что культура, цивилизация отразилась на их природе, способствовала ее очеловечиванию хотя бы тем, что развила у них восприимчивость, и этим самым вызвала новые запросы, не только новые мысли, но и новые эмоции, говоря словами того времени — запросы более утонченных и впечатлительных «нервов».

Перед героями Гарди возникают новые и необычные проблемы, для многих странные, однако ими не надуманные. Джуд и Сью, к примеру, страшатся брака, опасаются, что «принудительные семейные узы» убьют в них «нежность и непосредственность». Простая женщина выражает полное недоумение: «Вот они, новые-то понятия, до чего доводят! В мое время никому и в голову не приходило бояться брака; никто не боялся ничего, кроме пушечного ядра да пустого буфета!» И все же опасения своих героев относительно брачных уз, в том их виде, как они предстают в романе, автор считает серьезной проблемой. Джуд и Сью страдают не только от социальной несправедливости, но и от грубости и пошлости нравов, от казенщины, от истощавших идеалов, от «буквы», которая, как гласит эпиграф, «убивает».

Автор называет Джуда и Сью «слишком чувствительной парой» вслед за их собственным признанием: «Мы ужасно восприимчивы».

Гарди дает пример того, о чем опять-таки можно сказать словами Блока: «Природа мстит за цивилизацию тонко, многообразно и жестоко, месть эта отражается на невиновных больше, чем на виновных»[2].

Джуд и Сью чувствуют и мыслят не шаблонно, они способны подняться над предрассудками и условностями. Их душевным движениям свойственна утонченность и одухотворенность. В них развита и осознана потребность осмысленной, вдохновенной деятельности, отношений очеловеченных, чуждых ложным предубеждениям и торгашескому принципу. Но именно они, ни в чем не повинные, становятся жертвами, и их «чувствительность», дар цивилизации, оказывается их ахиллесовой пятой. В жизненной борьбе они попадают в неравное положение даже по сравнению с Арабеллой Донн, скроенной из грубой плоти. Упрощенная чувственность и пошлость интересов не мешают ее цепкой практической хватке и деловитости.