Тэсс из рода д'Эрбервиллей. Джуд Незаметный - [226]

Джуд вошел в пустой класс и остался там ждать, так как служанка, подметавшая пол, сказала ему, что миссис Филотсон скоро вернется. Рядом стояло фортепьяно — то самое старенькое фортепьяно, которое Филотсон привез из Мэригрин, и, хотя в сумерках клавиши разглядеть было трудно, Джуд осторожно коснулся их и стал наигрывать гимн, который так взволновал его на прошлой неделе.

За его спиной раздались чьи-то шаги, и, думая, что это все та же служанка с метлой, Джуд не обратил на них никакого внимания; но вот кто-то подошел к нему вплотную, и чьи-то пальцы легко легли на его левую руку. Джуд знал эту маленькую ручку.

Он обернулся.

— Продолжай, — сказала Сью. — Мне нравится этот гимн. Я выучила его еще в Мелчестере, в педагогической школе. Его там всегда играли.

— Чтоб я стал барабанить при тебе? Сыграй лучше ты мне.

— Что ж, пожалуй.

Сью села за фортепьяно, и ее довольно заурядное исполнение показалось ему просто божественным после его игры. К своему удивлению, она тоже растрогалась воскресшей в памяти мелодией, и когда она кончила играть, Джуд протянул ей руку, и она вложила в нее свою. Джуд горячо пожал ее руку — так же, как сделал это в тот день, перед венчанием.

— Странно, — произнесла Сью вдруг изменившимся голосом, — странно, что меня так трогает эта мелодия, потому что…

— Что?

— Я не такая, совсем не такая.

— Тебя не легко растрогать?

— Нет, я не о том.

— Ты именно такая, ведь сердцем ты такая же, как и я!

— Сердцем, но не разумом!

Она опять заиграла, но вдруг обернулась, и руки их невольно встретились еще раз.

Она быстро отдернула свою руку и с деланным смешком воскликнула:

— Вот забавно! Интересно, зачем мы так сделали?

— Наверное, потому, что мы такие одинаковые, ведь я уже сказал.

— Только не мыслями, нет! Вот разве что чувствами.

— Чувства управляют мыслями… И поневоле готов проклясть целый свет, когда узнаешь, что создатель такого гимна — самый заурядный человек!

— Как? Ты знаешь его?

— Я ездил знакомиться с ним.

— Вот чудак! Еще я могла бы это сделать, но ты-то почему?

— Потому, что мы не похожи друг на друга, — сухо отозвался он.

— Ну, давай пить чай, — сказала Сью. — Может, здесь будем пить, а не дома? Посуду и чайник принести не трудно. Мы ведь живем не при школе, а вон в том старинном доме напротив, его здесь называют Олд-Гроув-Плейс[25]. Он страшно угнетает меня своей древностью и мрачностью. Такие дома интересно осматривать, но не жить в них — кажется, будто тебя вдавливает в землю тяжесть всех прожитых там жизней. Вот в новых зданиях, вроде этой школы, ощущаешь только собственную жизнь. Садись, я скажу Аде, чтобы подала чай сюда.

Он ждал ее при свете печки, дверцу которой Сью перед уходом распахнула настежь, и когда она вернулась в сопровождении служанки с чайным прибором, они сели за стол при свете той же печки и голубого пламени спиртовки под медным чайником.

— Это один из твоих свадебных подарков. — Она указала на чайник.

— Да, — отозвался Джуд.

Ему казалось, что в песенке подаренного им чайника звучат насмешливые нотки, и он решил переменить тему разговора.

— Ты не знаешь какого-нибудь хорошего неканонического издания Нового завета? В школе вы, конечно, таких книг не читаете.

— Еще бы! Это подняло бы на ноги всю округу!.. Есть одна книга… Сейчас я уже плохо ее помню, но в свое время очень интересовалась ею, когда жив был мой прежний друг. Это «Апокрифическое евангелие» Каупера.

— Похоже, это как раз то, что мне нужно.

Где-то в его мыслях больно отозвались слова: «Мой прежний друг»; Джуд знал, что Сью называет так своего бывшего товарища из университета. Интересно, говорила ли она о нем Филотсону?

— Очень интересно Евангелие от Никодима^{194}, — продолжала Сью, стараясь отвлечь его от ревнивых мыслей, которые всегда легко угадывала. Больше того, они настолько хорошо понимали друг друга, что всякий раз, когда они говорили, как сейчас, о чем-нибудь безразличном, между ними шел другой, немой разговор — разговор чувств. — Оно совсем как каноническое. И даже разделено на стихи, так что кажется, словно читаешь одного из подлинных евангелистов, но только во сне, знаешь, когда все как будто то же и вместе с тем не то. А что, ты по-прежнему увлекаешься такими вопросами? Одолеваешь «Апологетику»^{195}?

— Да, занимаюсь богословием, и притом еще усерднее, чем раньше.

Она взглянула на него с любопытством.

— Что ты так на меня смотришь? — спросил Джуд.

— А зачем тебе знать?

— Я уверен, ты можешь рассказать мне обо всем, чего я не знаю в этом предмете. Ты, наверно, узнала кучу всяких вещей от своего дорогого умершего друга!

— Не будем сейчас об этом! — ласково попросила Сью. — Ты будешь на этой неделе работать в той церкви, где выучил этот красивый гимн?

— Наверное, буду.

— Чудесно! Можно мне навестить тебя там? Я могла бы приехать в любой день на полчасика.

— Нет, лучше не приезжай.

— Как? Разве мы с тобой больше не друзья?

— Нет.

— Я не знала… Мне казалось, ты всегда будешь добр ко мне.

— Нет. Не буду.

— Но в чем же дело? Я была так уверена, что мы оба…

Голос ее дрогнул и прервался.

— Сью, иногда мне кажется, что ты просто кокетка, — резко ответил Джуд.

Наступило минутное молчание, потом Сью вскочила с места и при свете спиртовки Джуд с удивлением заметил, что ее лицо залилось краской.