Тесные врата - [17]
Левка улыбался во весь рот и не знал, что он был уже пятый, кому Литвинов обещал «оборвать уши»; не знал, что двое из этих пяти имеют боевые ордена…
— Интересно, что у него на этот раз прихватило? — восхищенно произнес техник, глядя вслед Литвинову. — В прошлый раз была, кажись, селезенка. Да, вот тебе и метода — «прихват-перехват»!
Потому и плачу…
Светлой памяти прадеда Максима
Стараясь не задеть обо что-нибудь сумкой, я вошел в автобус и сел на свободное место у окна. Металлические двери, лязгнув, сомкнулись рыбьими губами. Слышно было, как под полом заскрежетало сцепление, машина слегка дернулась, а потом мягко покатилась.
Проплыли, уходя назад и в прошлое, мужик, косивший на обочине траву, одинокий мальчик, в розовой, пузырем, рубахе, стерегущий гусей…
Помню утро.
На тачке-двуколке, запряженной смирным сереньким мерином по кличке Серега, мы с дедом Максимом выезжаем из хутора. Пахнет лошадью, пылью, прибитой росой, с огородов — тонко, еле слышно — молодым укропом и огуречными завязями. В крайнем, шкурихином, дворе на нас сонно ворчит пес, силится гавкнуть, но, видя, что мы проезжаем мимо, зевает, потягиваясь, чешет лапой за ухом и прячется в остывающую конуру.
Едем мы прямо на багровое солнце, которое за дальним, безымянным курганом, за лесом, не видным сейчас, лежит в сонной неге бесформенной грудой — совсем как угли у отца в кузне; кажется, стоит качнуть мехи, — пробегут голубые языки, — и груда проснется, ослепительно вспыхнув.
Тачка на резиновых шинах, с тарантасными рессорами, — одна такая у нас в хуторе, моего крестного — «кума Саника». Едем ходко. Мерин рысит по холодку без лени, но дед покрикивает:
— Но-о, Серега, съел кобеля сырого!
Голос его, по-молодому еще звонкий, гулко разносится вдоль балки и долго перекатывается эхом.
Мне смешно. Я представляю, как этот клещеногий, облезлый в пахах мерин гоняется за нашим Тузиком; пес увертывается, скалит зубы и злобно рычит, — съешь такого.
Все в мире еще спит. В низинах — туман, травы, согнутые росой, — сейчас только косить, — ветер, запутавшись в кудрях лозин, еще шевелит своим дыханием листья; не слышно ни птиц, ни кузнечиков.
«Где же ночуют кузнечики? — думаю я. — Птички в гнездах, это ясно, а кузнечики?»
И представляется мне зеленый травяной домик. Через открытое окошко вижу кроватку, в которой сладко посапывает зинзивер («Елки-палки, совсем как человек!»), у окна — стол, на нем — кувшин с холодной росой…
— Гляди, гляди — зайцы!
Я очнулся от полусна-полудремы — мы ехали уже вдоль леса, — от нас резвыми мячиками скакали по поляне желтенькие зайчата. Меня будто ветром сдуло.
— Навпереймы! Не давай им в лес уйти!
У зайчат коротенькие, совсем не заячьи ушки, большие, даже огромные — по сравнению с телом — головы. Но это настоящие зайцы, веселые, прыгучие, и они не очень-то меня боялись — шныряли в ногах, будто дразнили. Дед кричал мне, кричал, потом, — наверное, разобрал азарт, — слез с тачки, смешно раскорячив ноги, тоже стал ловить. Мы долго гонялись за зайчатами, но так и не поймали…
Солнце висело в дубовой кроне — сучья казались прожилками, а листья приняли какой-то фантастический, фиолетово-золотистый цвет. Поляны большей частью уже выкошены нетерпеливыми косарями, волглые травы лежали причудливыми, косыми рядами, и пахло от них увядающей земляникой, горьковатым соком конского щавеля, шибающим в нос купырем. Где-то поблизости таинственно укал голубь-вяхирь. В ярушке, в зарослях ольшаника заходился в песне соловушка.
С опушки показались рассыпанные веером домики Краснолипья. Крыши почти на всех из красной, самодельной черепицы. Кое-где меж дворами стлался легкий туман; он медленно, цепляясь за плетни и заборы, перетекал в низину… Орали петухи.
Но вот гонят стадо. Хозяйки покрикивают, собаки захлебываются лаем — каждая у своих ворот, — пастухи, сонно поругиваясь и на собак, и на хозяек, лениво хлопают кнутами. Коровы, перемесив остатки тумана, уносят его на своих ногах в балку.
— В старину, говорят, тут хутор был. Дворов пять, может, чуток поболе. На отшибе пасечник жил — Илюха Колядин. И — кто его знает — ради пчел или так… для души — липы сажал.
Мы уже ехали по Краснолипью. Я вертел головой, искал: где же липы?
— Много… много было. Целая роща. Бывало, об эту пору въезжаешь — они в цвету, — как в райский сад… В войну на топку порубили.
— Лес же рядом!
— Строго было с лесом…
— И ни одной не осталось?
— Да кое-где… У бабки Нюры — увидишь.
Еще от крайних дворов за нами увязалась целая свора собак. Таких огромных и страшных псов я никогда не видел. По мере нашего продвижения одни собаки, проводив от хозяйского дома, отставали, другие занимали их место. Так мы и ехали по селу — сопровождаемые разноголосым лаем.
Остановились у скособоченной хатенки с подслеповатыми окошками, но под красной, тяжелой черепицей. Собаки погавкали для порядка и разбежались. С огорода, переваливаясь, ковыляла к нам согбенная старушка. Я угадал бабку Нюру, отцову тетку, — она у нас гостила как-то, с год назад.
«А где же липа?»
— Здорово ночевала, Ивановна!
— Здорово, здорово, сват! О-о, и унучек приехал!
Бабка подошла к палисаднику, остановилась, и тут я увидел рядом с ней, в картофельной ботве, огромный, щелястый пень.
Произведения лауреата многих литературных премий, мастера рассказа, признанного одним из лидеров русского современного постреализма, Вячеслава Дегтева, вызывают нарастающий интерес. С полемическим бесстрашием и резкостью, порой с неожиданных сторон писатель рассматривает самые болевые темы нашей действительности. Человек в истории России, Россия в истории конкретного человека, любовь и ненависть, мир во время войны, утраты и обретения на пути к вере – все это не может не волновать современного читателя.
В журнал вошли следующие произведения:Дэн Кордэйл. Хищник (роман), стр. 2-99Александр Дюма. Заяц моего дедушки (рассказ, перевод Н. Сапоновой), стр. 100-146Вячеслав Дёгтев. Засада (рассказ), стр. 147-152Вячеслав Дёгтев. Гоп-стоп (рассказ), стр. 152-160.
Эту книгу отмечает необычность, оригинальность компоновки произведений. В ней «попарно» чередуются стихи и проза. Каждое стихотворение А. Гончарова как бы продолжает рассказ В. Дёгтева, словно иллюстрирующий замысел стихотворения.Книга рассчитана на широкий круг читателей.
В новую книгу известного русского писателя, лауреата многих литературных премий, в том числе международной Платоновской и премии «России верные сыны», финалиста национального «Бестселлера-2003», вошли рассказы.Критики отмечают у Дегтева внутренний лиризм до сентиментальности, откровенную жесткость до жестокости, самоуверенную амбициозность «лидера постреализма». Они окрестили его «русским Джеком Лондоном», а Юрий Бондарев назвал «самым ярким открытием последнего десятилетия».
В новую книгу известного русского писателя, лауреата многих литературных премий, в том числе международной Платоновской и премии "России верные сыны", финалиста национального "Бестселлера-2003", вошли рассказы и романтическая повесть "Белая невеста".Карамболь – это мастерский удар, который доступен лишь "академикам" бильярда. Карамболь – это изысканность, виртуозность, непредсказуемость. Все эти качества присущи прозе Дегтева, а представленным в книге произведениям, в особенности.Критики отмечают у Дегтева внутренний лиризм до сентиментальности, откровенную жесткость до жестокости, самоуверенную амбициозность "лидера постреализма".
Яркий литературный дебют: книга сразу оказалась в американских, а потом и мировых списках бестселлеров. Эмира – молодая чернокожая выпускница университета – подрабатывает бебиситтером, присматривая за маленькой дочерью успешной бизнес-леди Аликс. Однажды поздним вечером Аликс просит Эмиру срочно увести девочку из дома, потому что случилось ЧП. Эмира ведет подопечную в торговый центр, от скуки они начинают танцевать под музыку из мобильника. Охранник, увидев белую девочку в сопровождении чернокожей девицы, решает, что ребенка похитили, и пытается задержать Эмиру.
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Некий писатель пытается воссоздать последний день жизни Самуэля – молодого человека, внезапно погибшего (покончившего с собой?) в автокатастрофе. В рассказах друзей, любимой девушки, родственников и соседей вырисовываются разные грани его личности: любящий внук, бюрократ поневоле, преданный друг, нелепый позер, влюбленный, готовый на все ради своей девушки… Что же остается от всех наших мимолетных воспоминаний? И что скрывается за тем, чего мы не помним? Это роман о любви и дружбе, предательстве и насилии, горе от потери близкого человека и одиночестве, о быстротечности времени и свойствах нашей памяти. Юнас Хассен Кемири (р.
Журналистка Эбба Линдквист переживает личностный кризис – она, специалист по семейным отношениям, образцовая жена и мать, поддается влечению к вновь возникшему в ее жизни кумиру юности, некогда популярному рок-музыканту. Ради него она бросает все, чего достигла за эти годы и что так яро отстаивала. Но отношения с человеком, чья жизненная позиция слишком сильно отличается от того, к чему она привыкла, не складываются гармонично. Доходит до того, что Эббе приходится посещать психотерапевта. И тут она получает заказ – написать статью об отношениях в длиною в жизнь.
Истории о том, как жизнь становится смертью и как после смерти все только начинается. Перерождение во всех его немыслимых формах. Черный юмор и бесконечная надежда.
Изображенный в повести мир Пата — вымышленный инопланетной империи — в чем-то подобен Древнему Риму, не являясь в то же время его калькой. Книга молодого писателя-фантаста — предостережение всякого рода «прогрессорам» о пагубности их вмешательства в жизнь других народов и цивилизаций.
Герои художественно-публицистических очерков — наши современники, люди, неравнодушные к своему делу, душевно деликатные. Автор выписывает их образы бережно, стремясь сохранить их неповторимые свойства и черты.
Проникнутая светлым лирическим чувством, психологически достоверная повесть В. Барвенко рассказывает о юности паренька из небольшого провинциального города.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.