Терская коловерть. Книга вторая. - [8]

— Из–за кровной мести, — охотно ответил Данел и, так как гость приготовился слушать, то и рассказал ему вкратце семейную историю, довольно–таки обычную для здешних нравов.

...Дзаху Яндиеву было всего семь лет, когда его отца нашли убитым на вершине Девичьего кургана, что стоит древним памятником посреди долины, раскинувшейся цветистым ковром возле аула Плиево. Давным-давно, если верить преданию, на этом кургане татаро-монгольский хан заставлял покоренных кавказцев принимать новую веру. Тем же из них, кто проявлял строптивость при совершении этого унизительного акта, тут же на краю вершины рубили кривыми саблями непокорные головы, и они катились вниз, оставляя на траве кровавые следы. Не потому ли так буйно цветут по склонам кургана алые тюльпаны и розовые бессмертники?

Позднее этот курган стал излюбленным местом гуляния молодежи. Здесь–то, на плоской, как крыша в сакле, вершине древнего исполина и нашли однажды утром после какого–то праздника пробитое пулей и исколотое кинжалом тело молодого вдовца-красавца Элсана Яндиева.

Аульцы недолго терялись в догадках относительно убийцы. Ни для кого не было тайной то обстоятельство, что дочь одноглазого Мусы черноокая Мэдди охотнее танцует лезгинку с высоким и стройным Элсаном Яндиевым, чем с низкорослым и неуклюжим Ушурмой Буцусовым.

— Когда ты вырастешь и станешь мужчиной, да пошлет тебе аллах здоровье и силу, — сказала старая Деши своему внуку-сироте и показала трясущимся пальцем на кремневое ружье, висящее на огромном текинском ковре, — тогда ты возьмешь его и застрелишь презренного убийцу твоего отца, как бешеную собаку.

Целых семь лет ждал маленький Дзах, когда станет мужчиной. Все эти годы он мысленно убивал своего кровника то кинжалом, то шашкой, то из ружья. И вот час возмездия настал: ему исполнилось четырнадцать лет. Старой Деши уже не было в живых, она ушла в Страну мертвых, так и не дождавшись сладкой минуты отмщения за безвременную смерть любимого сына. Поэтому мальчик заявил о своем решении отомстить убийце отца ближайшему родственнику — двоюродному дяде Бехо.

— Но ты еще мал для того, чтобы сразиться с Ушурмой, — возразил дядя, отводя в сторону глаза под пылающим взглядом племянника. — У него много родни, где тебе тягаться с ними.

— Кабаны целым стадом ходят по лесу, но волк один их может разогнать в разные стороны, — гордо сказал Дзах и, сняв со стены ружье, направился к Девичьему кургану. Взойдя на вершину, он положил ружье на место, где когда–то лежал убитый отец, и поднял перед лицом сложенные лодочкой ладони.

— Воллаги азим, биллахи азим [5]! — проговорил он горящими от волнения губами. — Я Дзах, сын Элсана, клянусь этой горой и солнцем, что не взойдет еще три раза на небе луна, как я найду и застрелю убийцу моего отца, если он даже спрячется от меня под землю!

Он сдержал клятву в тот же день.

Ушурма спал на мешках с зерном, которое он привез молоть на мельницу, когда его разбудил звонкий мальчишеский голос:

— Эй, трусливый шакал! Смотри за собой: я пришел за долгом!

Убийца, продрав глаза и увидев перед собой мальчишку, презрительно рассмеялся:

— Ты, наверно, забыл дома свои усы? Сходи за ними и по дороге вытри нос.

Мальчик еще плотнее сдвинул брови, выставил перед собой старую кремневку:

— Я твои усы положу под ноги моего отца, чтобы ему в Стране мертвых было обо что вытирать ноги.

Грохнул выcтрел. Убийца отца повалился с мешков на землю...

— Вот оно висит на стене, это ружье, — закончил рассказ Данел и стал набивать табаком трубку.

А гость крякнул и принялся оглаживать свои запорожские-усы.

— Ну ладно, — нарушил он первым затянувшееся молчание. — Месть — это понятно: у вашего брата-горца принято, щоб друг-дружку калечить, а як же вин, твой прадед, осетином сделался?

— Очень просто, — пыхнул табачным дымом Данел. — После того, что случилось, оставлять парня на родине уже было нельзя. Вот взрослые и отвезли Дзаха на моздокский хутор к знакомым осетинам, чтобы спасти от кровников. Там он вырос, женился на осетинке. У него родился сын Хаси. Хаси принял православную веру и, когда у него родился сын, назвал его Федором. Вот этот Федор и стал моим отцом, да будет он вечно в царствии небесном, — Данел с чувством перекрестился на образ Спасителя.

«Ну и князь! Живет хуже чабана», — усмехнулся гость и, скользнув взглядом по бугристым стенам жалкого турлучного жилища, остановил его на рваном пиджаке хозяйского отпрыска.

— Черкеску бы тебе надо, княжий сын, — подмигнул он ему дружески, — и ремень с наборами.

— Ремня он уже получил, клянусь прахом предков моих, — прищурился Данел. — А черкеска его осталась на дворе у Аксана Каргинова. Лето бы поработал хорошо, я б ему не только черкеску — сапоги купил и новую шапку. Не захотел — пускай в рваном пиджаке ходит.

Казбек при этих словах отца нагнул голову и переступил на глиняном полу обутыми в дырявые чувяки ногами.

— А що случилось? — заинтересовался гость.

— Э... на злосчастного камень и снизу катится, — вздохнул Данел и рассказал гостю о том, как появилось было в трудную минуту счастье в его хадзаре, а глупый сын взял да и выбросил это счастье за порог. — Аксан теперь назад муку требует, а что есть будем? — закончил он печальное повествование.