Терская коловерть. Книга третья. - [151]

— А кто вас уполномочил?

— Чего?

— Ну это… заставил наблюдать?

— Товарищ Дмыховская, тетка из охмадета, строгая — страсть. Она говорит, что атаманша эта кем угодно может вырядиться, поэтому тут нужен глаз да глаз.

«Заставь дурня богу молиться, он и лоб расшибет», — поморщился Степан, с неприязнью подумав о чересчур уж инициативной чоновке. Кто ее просил вмешиваться не в свое дело?

— А вчера… умора! — продолжал щебетать Чижик. — Приехала к нам на фаэтоне какая–то тетка. А на стреме стоял Гаврюха Сныгин. Ну он, не долго думая, ноги в руки — и в группу содействия. Те прибежали, тетке этой — под нос наган: «Руки вверх!» А она оказалась обыкновенной купчихой, а никакой не атаманшей, хотела себе присмотреть в дочки какую–нибудь воспитанницу. Ох и смеху было!

— Над чем же смеялись?

— Над Гаврюхой: не тую тетку увидел.

— А ты бы кого надо увидел?

— Я? Конечно. Я б не перепутал. У атаманши, Дмыховская говорила, глаза синие, а у купчихи — черные. Я давче дядю Федю так с ходу узнал, хоть он, гад, и сбрил свою бороду.

— Это не того ли дядю Федю, что тебя в буруны увез? — прищурился начальник ОГПУ.

— А то какой же еще.

— А ты не ошибся?

— He–а, я же не Гаврюха. Я глаза его змеиные на всю жизнь запомнил.

— Где ж ты его повстречал?

— Возле школы вчера. Меня Вадим Петрович, учитель наш, без обеда оставил, ну я отсидел свое, выхожу из ворот на улицу, а он — навстречу чапает.

— И куда же он почапал?

— Должно, в школу. Когда он свернул в ворота, я — быстро вокруг ограды, чтоб подглядеть, куда он пойдет, а его уже и нет — будто сквозь землю провалился.

— Может, в собор зашел?

— Да когда б он успел? Я ж быстрей его к собору прибежал.

— Или в южную калитку вышел, а ты не заметил.

— Нет, — потряс вихрастой головой Чижик. — Он никак этого не мог, я б увидел.

— Ну ладно, — Степан посмотрел на солнце, — мне пора. А если еще раз увидишь дядю Федю, сообщи мне. Знаешь, где меня найти?

— Знаю, в ГПУ. — кивнул головой Чижик, продолжая стругать палку.

Простившись с мальчишкой, Степан направился было к себе в отделение, но пройдя до угла детского дома, передумал и зашагал назад к Успенской площади: что, если тайник с оружием находится в церковно–приходской школе или в школьном сарае? Не случайно же там оказался дядя Федя?

В школе никого не было. Степан прошелся по пустым классам, внимательно приглядываясь к половым доскам, нет ли где замаскированного входа в подвал? Что–то непохоже. Доски как доски, прибиты гвоздями к балкам, ни одну из них нельзя откинуть или хотя бы приподнять. Да если бы и в самом деле был здесь подвал, как можно им пользоваться, если в классах целыми днями находится детвора, а по вечерам в них ликвидируют свою безграмотность взрослые? Нет, подвал нужно искать в другом месте. Обследовав на всякий случай учительскую и прилегающую к ней кладовую, Степан направился к стоящему бок о бок со школой сараю: не в нем ли исчез дядя Федя из поля зрения Чижика? Тут пахнет свежепиленными дровами и древесным углем. Посреди сарая лежит кряжистая дубовая плаха, в ее иссеченную макушку воткнут топор. Справа в углу стоит рассохшаяся бочка, из нее торчат лопата, грабли и заржавленный лом — инвентарь церковного сторожа. А где же вход в подвал? Ага, вот крышка с кольцом сверху, залепленная засохшей грязью. Степан откинул крышку, осторожно спустился по деревянной лесенке в затхлую подвальную темноту. Однако в подвале было пусто, если не считать нескольких сломанных ящиков и груды вышедших из употребления школьных принадлежностей. Пнув в сердцах сапогом смятую полусферу валяющегося среди хлама глобуса, Степан вылез из подвала. Закурил, собираясь с мыслями. Дядя Федя мог оказаться возле собора случайно, да и мальчишка не застрахован от ошибки, принял за него какого–то прохожего. А что если?.. Степан в волнении затянулся дымом папиросы несколько раз подряд, затем подошел к стоящей в углу сарая бочке и вынул из нее тяжелый лом. Стараясь не обращать на себя внимания проходящих за церковной оградой обывателей, он подошел к собору и, отомкнув замок на подвальной двери, во второй раз сегодня спустился по каменным ступеням в затхлую полутьму. «Шестьдесят четыре квадратных метра полезной площади», — подумал он, приблизившись к гигантской колонне–опоре, и ударил ломом по ней ближе к основанию — на руки брызнули осколки кирпича: крепок, родимый, не родня тому, что нынче выдает на стройки кирпичный завод. Удар! Еще удар! Каждый из них отдается эхом в подвальной тишине и острой болью в контуженной голове. Надо было все же дойти до отделения и взять одного или двух сотрудников, как и предполагалось вначале. А может быть, хорошо, что не взял: некому будет подсмеиваться над ним в случае неудачи. Уж лучше он в одиночку. Трудно выкрошить первый кирпич, остальные пойдут легче. Обливаясь потом и морщась от головной боли, Степан бил и бил тяжелым железом в одно и то же место, пока наконец острие лома не провалилось в пустоту. Передохнув, расширил образовавшуюся дыру, став на колени, посветил в нее карманным фонарем: луч фонаря уперся расплывчатым пятном в какие–то крашенные зеленой краской доски. У Степана от радости перехватило дыхание: кажется, нашел!