Терская коловерть. Книга первая. - [118]

Денис поморгал светлыми глазами, осклабился:

— Надо же, такая хреновина, — потряс он с чувством протянутую руку. — Мы со Стешей все гутарим промеж себя, где бы тебя разыскать, чтоб яичков али еще чего передать за твою лекарству, а он сам заявился, как Христос на горе Фаворе.

— Неужели помогло? — обрадовался Степан. — Куда же подевался твой рак?

— А шут его знает. Може, он сдох от квашеной капусты, а може, сбег знов в Терек. Вот уж спасибо тебе агромадное за то, что ослобонил от болести. Жаль, рачишки нет с собою... Был бы у меня капитал, я тебе памятник, как тому Пирогову, воздвиг.

— Это кто ж такой?

— Дохтур. Самый лучший в Рассее.

— От кого о нем узнал?

— От Тихона Евсеевича, богомаза нашего, от кого ж еще. Вот уж действительно человек был, не то что мы. Великую память по себе в народе оставил.

— Богомаз, что ли?

— Да нет. Я про дохтура энтого.

— В прорубь он, что ли, сиганул? — продолжал балагурить Степан, вспомнив рассказ своего тестя о Денисовых чудачествах.

Денис махнул рукой:

— Пролубкой славы не добудешь. И арбузами тоже. Делами надо память по себе оставлять, понял? Чтобы они были добрые, эти дела, и пользительные для народа. Ну, я поехал до дому, а то сонца низко кубыть, — повернулся к Темболату. — Бывайте здоровы и живы. В другой раз приеду, яичков привезу.

— Коня ай купил? — крикнул ему вслед Степан.

— Не. Мое куплево — в чертовом дуплеве, как говорит наш дед Хархаль. Это мне сосед Кондрат свово одолжил.

— Передавай ему поклон! — снова крикнул Степан и пошел вместе с Темболатом к калитке. Интересно, какие новости привез ему Денис Невдашов от стодеревского богомаза?

— Поедешь во Владикавказ, — сказал ему Темболат, когда они остались с глазу на глаз.

— Зачем? — выпучил глаза Степан.

— За пряниками, — рассмеялся Темболат, и в его смехе прозвучала радость. — Неворуев зовет в гости, сын у него родился. Обещал меня крестным отцом взять.

— Тебя — отцом, а ехать мне? — не понял Степан.

— Видишь ли, — продолжал все тем же игривым тоном Темболат. — После провала нашей подпольной типографии меня сфотографировали во Владикавказской жандармерии и в профиль, и в анфас. Не думаю, что я очень уж переменился с той поры. Тебя же там не знают. Кроме того, ты легче найдешь повод для поездки. Ну, скажем, какую–нибудь деталь нужно срочно достать для машины.

— Подшипник износился, — подсказал Степан.

— Вот-вот, — улыбнулся Темболат. — Попросишься у Неведова, он и слова не скажет против из–за страха потерпеть убытки. Меня же отец Феофил ни за что не отпустит, да и полиция за мной по пятам ходит, сам знаешь.

— А чего ты так радуешься? — не утерпел Степан.

Темболат энергично потер руки, встал и заходил по комнате, затем снова уселся на стул, приблизил к серым глазам Степана свои темно-карие, искрящиеся весельем глаза:

— Во-первых, Неворуев не станет вызывать по пустякам, а во-вторых... ну вот предчувствие у меня такое радостное.

* * *

Утро даже для сентябрьского дня удалось на редкость ясное. Воздух до того свеж и прозрачен, что белеющие снегом горные вершины вырисовывались на фоне голубого неба четко, объемно, словно стояли не за сто с лишним верст, а совсем рядом, за терским предгорьем. «Как в сказке», — подумал Степан, и нахмуренное его чело разгладилось. Он был очень зол на начальника почтовой станции, отказавшего ему в лошадях: отдал–де последний экипаж проезжему генералу. Теперь вот приходится стоять на терском мосту и ждать оказии.

Степан перевел взгляд с гор на небо. Какое оно голубое, чистое, без единого пятнышка! К западу голубизна незаметно переходит в синеву, и на этом изумительно нежном фоне висит цыганской серьгой не успевший раствориться в солнечных лучах месяц. Он бледен и, по-видимому, очень удручен предстоящей разлукой с этим дивным миром и с той, единственной, ради которой он задержался в небе, — голубой красавицей-планетой, только что появившейся из алого пламени восходящего солнца и называемой в народе Утренней звездой.

«Гори-сияй, моя звезда,

звезда любви, звезда приветная»,

— пропел Степан из популярного романса и в следующее мгновенье обернулся на колесный стук — к мосту скатывалась с береговой дамбы телега, запряженная парой лошадей. На передке восседает коренастый, бородатый казак в потрепанной черкеске и лохматой шапке.

— Здорово дневали, господин казак! — крикнул ему Степан, когда колеса телеги загромыхали по настилу моста. — Подвези, пожалуйста!

Казак натянул вожжи, шумно высморкался, мазнул пальцами по вытертой, как решето, черкеске:

— Садись. Тебе далече?

— Во Владикавказ.

— Фью! — присвистнул хозяин телеги. — А я всего–то до Вознесеновки еду. Оттелева я, понял?

— Ну, хоть до Вознесенки и то ладно, — согласился Степан, вспрыгивая на охапку ржаной соломы.

— Двугривенный дашь? — обернулся случайный возница.

— За что? —удивился пассажир.

— Сам знаю, что не за что, — вздохнул казак, — да только дома ни копейки, фетогену [79] даже купить нету возможности. Вот возил картошку в город — никто не взял. Эх, достать бы Черную книгу...

— Магию, что ли?

— Ну да, ее.

— А для чего она тебе?

— Чудак-человек, он еще спрашивает, — покрутил головой казак. — Да ить тогда я что пожелаю, то и сделаю. К предмету, мне нужен для урожаю дождь сегодня. Я беру энту книгу...