Терроризм в российском освободительном движении - [97]
Для Плеханова происходящее, по остроумному замечанию Д.Ньюэлла, должно было быть чем-то вроде эффекта «дежа вю». Его хронические опасения, что терроризм соблазнит его пролетарских последователей, казалось, становились реальностью. Расхождения Плеханова с эсерами все больше напоминали его прежние разногласия с народовольцами, закончившиеся, как известно, не в его пользу[671]. Он был даже готов заключить союз с недавними, как казалось, главными врагами — «экономистами», для совместной борьбы против эсеров. «... тот, кто действительно примирил бы нас с «Р[абочим] д[елом]», — писал Плеханов летом 1902 года, — оказал бы услугу отечеству. Теперь наши враги — «социалисты-революционеры»[672].
Господствующие настроения характеризует одно из писем молодого Л.Д.Троцкого, взывавшего из Лондона к «революционному отмщению» во имя памяти старых террористов. Правда, он оговаривался, что речь идет не о «казни кабинета министров», а об уничтожении самодержавия[673].
Плеханов пытался несколько охладить эту склонность к немедленному революционному насилию. Он писал, что акты самопожертвования не могут разрушить самодержавия. Героический акт Леккерта не ослабил гнета царизма, как ранее акт Засулич не помог Боголюбову. Целью партии не является наказание всех и каждого чиновников царского режима. Да партия и не смогла бы это сделать, если бы даже и захотела[674]. Ленин в письме Плеханову от 2 июля 1902 года солидаризировался с его позицией[675]. Плеханов собирался написать брошюру против терроризма, однако в итоге ограничился статьями, появившимися в «Искре» в августе и октябре[676].
Летом 1902 года социал-демократическая пресса ужесточила борьбу против социалистов-революционеров и их намерения сочетать терроризм с массовым движением. «Искровские» публицисты постоянно повторяли, что террор вносит только дезорганизацию, способствуя перемещению центра борьбы от пролетарских масс к заговорщическим группам и даже отдельным индивидуумам. Пассивность масс усиливается в связи с террористическими актами, отвлекающими революционеров от организационной и пропагандистской деятельности.
Угроза, которую несла социал-демократам и, по их мнению, также и массовому движению, террористическая кампания эсеров, была так велика, что Ленин призвал объявить им «беспощадную войну». В тезисах против эсеров, составленных им в конце июня-июле 1902 года, но напечатанных лишь после революции, он посвятил отдельный пункт критике эсеровского терроризма. «Ставя в свою программу террор и проповедуя его как средство политической борьбы в современной его форме, социалисты-революционеры приносят этим самый серьезный вред движению, разрушая неразрывную связь социалистической работы с массой революционного класса», — писал Ленин, повторяя общую для «искровской» антитеррористической публицистики мысль. Эсеровский террор, продолжал Ленин, «ни в какой связи с работой в массах, для масс и совместно с массами не стоит». Терроризм отвлекает силы немногочисленных революционеров от их важнейшего дела — «организации революционной рабочей партии... на деле террор социалистов-революционеров является не чем иным, как единоборством, всецело осужденным опытом истории»[677].
В статье против эсеров «Революционный авантюризм», первая часть которой, посвященная в основном критике терроризма, была напечатана в августовском номере «Искры» за 1902 год, Ленин повторяет аргументы своего неопубликованного наброска. «Защищая террор, непригодность которого так ясно доказана опытом русского революционного движения, — писал он, — соц.-рев. из кожи лезут, заявляя, что они признают лишь террор вместе с работой в массах и что поэтому те доводы, которыми русские соц.-демократы опровергали (и на долгое время опровергли) целесообразность такого приема борьбы, к ним не относятся». На самом деле, доказывал Ленин, склонность эсеров к террору связана «с тем фактом, что они с самого начала стали и продолжают стоять в стороне от рабочего движения»[678].
Далее Ленин, в присущей ему ядовитой манере, подверг беспощадной критике одну из эсеровских прокламаций по поводу покушения Балмашева, а также некоторые тексты «Революционной России». Правда, нетрудно заметить, что ленинская критика терроризма (что, впрочем, не отличало ее и от других статей такого рода), была не более, чем критикой слов. На самом деле, реальное знание эсдеков, как и эсеров, о влиянии терактов на «массу» и «общество» было достаточно смутным; они скорее писали о том, что должно было бы быть, чем о том, что происходило в действительности. Более того — действительность скорее показывала безусловно положительную реакцию либерального общества на теракты, а также сочувственное отношение к ним многих социал-демократов в России.
Во всяком случае, категоричность прогноза Ленина о том, что «увлечение террором не более, чем скоропреходящее настроение»[679] могла соперничать лишь с его ошибочностью.
