Терроризм в российском освободительном движении - [106]
Подойдя к проблеме теоретически, Ленин указал на два основных принципа, которыми должен руководствоваться марксист при рассмотрении вопроса о формах борьбы. Во-первых, «марксизм отличается от всех примитивных форм социализма тем, что не связывает движения с какой-либо одной определенной формою борьбы. Он признает самые различные формы борьбы» и «безусловно не зарекается ни от каких форм борьбы», идет от жизни, а не от «отвлеченных формул». Во-вторых, «марксизм требует безусловно исторического рассмотрения вопроса о формах борьбы». Вопрос о формах борьбы диктуется конкретно-исторической обстановкой[735].
В настоящее время Россия находится в состоянии гражданской войны, полагал Ленин, а «в эпоху гражданской войны идеалом партии пролетариата является воюющая партия». Следовательно, к тем или иным приемам борьбы нужно относиться с точки зрения военной целесообразности, выбор ее конкретных средств должен принадлежать социал-демократам-практикам на местах. «Но во имя принципов марксизма мы безусловно требуем, — писал Ленин, — чтобы от анализа условий гражданской войны не отделывались избитыми и шаблонными фразами об анархизме, бланкизме, терроризме...»[736]
Принципиальное отличие «партизанской войны» от «старого террора» Ленин видел в том, что она проходит в обстановке восстания, которое в современных условиях не может быть однократным актом в ограниченной местности, а разбивается на крупные сражения и множество мелких стычек. Задача социал-демократической партии — придать этой борьбе организованный характер; тогда можно будет избежать возможной деморализации пролетариата и его приближения к пропойцам и босякам, чему способствует при определенных условиях его участие в партизанских действиях. Чтобы избежать этого, надо также помнить, что партизанская война не может считаться «единственным или даже главным средством борьбы». «Социалдемократия не знает универсальных средств борьбы… Социал-демократия в различные эпохи применяет различные средства, всегда обставляя применение их строго определенными идейными и организационными условиями»[737].
Оценка Лениным ситуации оказалась, как известно, ошибочной. Осенью 1906 года революция шла на спад, а «боевизм» все больше вырождался в анархизм или кое-что похуже. Впрочем, это было заметно уже во время Стокгольмского съезда; «некоторые делегаты, — вспоминал Алексинский, — привезли с собой в Стокгольм тревожные вести об отношениях между местными комитетами партии и "боевыми дружинами", которые создавались во время местных восстаний и после них. Вместо того, чтобы "во имя партийной дисциплины" подчиняться местным комитетам партии, "боевики" обнаруживали склонность к "независимости" и совершали действия, за которые партийные комитеты не всегда могли и хотели взять на себя ответственность. Были слухи о том, что "боевики" шли на добывание материальных средств с оружием в руках»[738].
Даже главный большевистский «техник» Л.Б.Красин, в то время близкий к Ленину, в одном из частных разговоров во время съезда сказал, что «подготовлять технически восстание, конечно, нужно и можно, но вооружать людей заранее, раздавая оружие ни в каком случае не следует»[739]. Социал-демократы — депутаты Второй Думы, рассказывали, что молодые рабочие, «вовлеченные в... «боевые дружины», быстро превращались в профессиональных «экспроприаторов», в деятельности которых элемент политический смешивался с элементом простого бандитизма и уголовщины»[740]. Собственно, об этом же писал Ленин, соглашаясь с утверждением, что «партизанская война приближает сознательный пролетариат к опустившимся пропойцам, босякам»[741]. Ленин считал, что этой опасности можно избежать при строгом партийном контроле.
Если Стокгольмский съезд РСДРП указал на недопустимость экспроприации частного имущества и не рекомендовал экспроприации имущества казенного, «кроме как в случае образования органов революционной власти в данной местности и по их указанию»[742], то Лондонский принял решение о роспуске боевых дружин и запрещении «партизанских действий» и экспроприации
