Терпкий аромат полыни - [86]

— Значит, мы похожи. Оба изгои. Давайте поедем к ней прямо сейчас.

— Ее автомобиль ждет.

— Отлично. Только ребятам скажу.

— А мне нужно найти няньку с ребенком.

— Пойдемте со мной, — сказал Джастин, когда автомобиль остановился у огромного, красного кирпича здания больницы.

Эмили покачала головой:

— Меня не пустят. Только членов семьи.

— Не глупите. Будете моей кузиной. Кто возразит? — Он схватил ее за руку. — Вы же хотите ее увидеть и попрощаться?

— Да, я была бы рада.

— Тогда — вперед! — Он чуть ли не силой выдернул ее из машины.

Леди Чарльтон лежала на узкой, белой койке и сама была бледна и неподвижна, как статуя. Но она открыла глаза, услышав слова сиделки:

— Миледи, к вам посетители.

— Джастин? — спросила она.

— Здравствуй, бабушка, — тихо произнес он. — Как ты?

— Пока не умерла… — Она открыла глаза шире. — И Эмили здесь. Рада вас видеть. Вы нашли Джастина. Вы явно умеете творить чудеса.

— Мне просто повезло. Он выступал с поэтами-фронтовиками.

— Поэтами-фронтовиками? Это еще что такое? — недовольно спросила она.

— Мы должны говорить о пережитом, — объяснил Джастин. — И мы можем выразить это и рассказать о войне людям только через поэзию.

— У тебя есть книга?

— Она еще не опубликована. Мы ездим по стране и читаем свои стихи.

Старая леди фыркнула:

— Не представляю, что бы сказал твой отец… — Однако вслед за этим ее лицо смягчилось: — Впрочем, каждому свое. Не могу же я заставить тебя стать тем, кем ты не являешься.

— Спасибо. — Он накрыл ее костлявую руку своей.

Молодые люди ушли, когда леди Чарльтон заснула. Пока шли по коридору, они не сказали друг другу ни слова, но когда спустились с лестницы, Джастин предложил:

— Может быть, выпьем чаю? Он наверняка дрянной, но хотя бы теплый и жидкий, а у меня горло пересохло после чтения вслух.

— Да, пожалуй.

По указателям они добрались до кафетерия, Джастин купил две чашки чая и кекс.

— Может быть, она поправится… — осторожно сказала Эмили.

— Ну да, чтобы я не наложил лапу на наследство слишком рано.

Она шлепнула его по руке.

— Вы говорите ужасные вещи, Джастин. Дайте ей шанс. Вам мешают дурные воспоминания, ну так отпустите их. Подумайте о будущем. Вы живы, а многие нет.

Он слегка улыбнулся:

— Какая-то вы слишком умная. Сколько вам лет?

— Почти двадцать два.

— Мне — двадцать четыре. И мы оба потеряли лучшие годы нашей жизни.

— Откуда вам знать, вдруг они еще впереди? — сказала она, понимая, что ей уже ничего не приходится ждать в будущем.

— Вам понравились мои стихи? — спросил он, явно пытаясь перейти на менее серьезную тему.

— Они очень хороши. Все стихи и ваши тоже. Такие трогательные. Многие слушатели плакали.

— Отлично. На это мы и надеялись. Хотели, чтобы люди осознали, как ужасна и бессмысленна война.

Они снова замолчали. Потом Джастин спросил:

— Вы говорили, что ваша семья отвергла вас, потому что им не понравился ваш молодой человек.

Эмили кивнула.

— И вы сказали, что он умер. А потом велели мне забыть о прошлом. Что вам самой мешает это сделать?

— Я рассказала вам не всё. — Она поболтала ложкой в чашке. — Он погиб до того, как мы успели пожениться. Я ждала ребенка, а мои родители ясно дали понять, что думают о девушках, которые таким образом позорят семью.

— Ясно, — кивнул он, — нелегко вам пришлось.

— Ваша бабушка очень мне помогла. Она пригласила меня к себе, хотя знала правду. И вся деревня приняла меня, кроме жены викария.

— О, она просто мегера!

Они оба рассмеялись.

— Вы надолго в эти края? — спросила Эмили. — Вы говорили, что ездите по стране вместе с другими поэтами.

— Да. Завтра мы будем в Плимуте, потом проведем пару дней в доме одного из наших друзей, а после отправимся в Бристоль и в Уэльс.

— Вы не могли бы остаться рядом с бабушкой? Вдруг она умрет?

Он задумался.

— Наверное, я должен задержаться. Да. Я останусь. Скажу друзьям, что пропущу чтения в Плимуте и нагоню их позже.

— Вы дадите нам знать? Может быть, отправите телеграмму, если… — Она поняла, что не может закончить фразу.

— Конечно. — Джастин встал. — Я пойду договорюсь с ребятами и, наверное, поищу пансион поблизости. Рад был встрече… Простите, но я так и не знаю вашего имени.

— Эмили. Эмили Брайс. Не миссис Керр. Это придумала ваша бабушка.

— Со мной в Тонтоне учился Фредди Брайс.

— Это мой брат.

— Правда? Отличный парень. На пару лет старше меня. Он был нашим старостой.

— Он погиб в первые дни войны. Провел в окопах всего неделю.

— Мне жаль.

— И мне. Но я с этим смирилась.

Он задержался на секунду, разглядывая ее. Эмили послышался плач с улицы.

— Кажется, ребенок проснулся. Мне лучше идти. И вам тоже.

— А кто у вас, мальчик или девочка?

— Девочка.

— Замечательно. Ее не призовут в армию.

— Ох, Джастин. Это была последняя война на свете. Давайте надеяться, что больше никого никогда не призовут в армию.

— Хотелось бы верить, что вы правы. — Он продолжал смотреть на нее, и она вдруг увидела, что у него серые глаза и красивая улыбка. — Я, пожалуй, еще раз навещу старушку. Просто посижу рядом. До свидания, Эмили.

Он протянул ей руку и на мгновение задержал ее ладонь в своей. Эмили стало жарко, и она покраснела.

— До свидания, Джастин, — с трудом проговорила она. Сбегая по ступеням, она чувствовала, что он смотрит ей вслед.