Тернистый путь - [53]

Народ зашумел, поднялся. Затрещали стулья, солдаты ринулись к президиуму. Приспешников Чернова оттуда как ветром сдуло, все они сбежали через черный ход. На сцене остался один Чернов, бледный и растерянный.

— Прошу вас успокоить публику, — несколько раз обращался он ко мне.

А толпа наседала, лезла вперед, сокрушая скамьи и стулья, шумела: «Арестовать контрреволюционеров!»

Мы вдвоем с Мониным пытались навести порядок, кричали до хрипоты и кое-как утихомирили разбушевавшихся делегатов.

В наступившей тишине опять заговорил Чернов:

— Вы зря кричите, напрасно подняли шум, — начал он оправдываться. — Я говорил о присяге временному правительству, которое есть у нас в Акмолинске. Я имел в виду временный совдеп, — начал он оправдываться и вилять перед нами. — Всякое правительство, как бы оно ни называлось до учредительного собрания, является временным…

Как ни изворачивался Чернов, собрание земства на этот раз так и не удалось провести.

На другой день, когда я вел занятия в школе с детьми, ко мне приехали на санях двое из «Жас казаха»:

— Едем скорее! В гимназии опять собрание проводят одни казахи. Предлагают открыть земство отдельно от русских. Саматов, Ялымов и Нуралин сбивают народ с правильного пути.

Я вынужден был прервать занятия, и мы помчались на санях в гимназию. Там на самом деле шло собрание. В президиуме сидели Саматов, Ялымов и Нуралин. Председательствовал Саматов. Я протолкнулся через толпу и подошел к столу президиума. Видно, Саматов с дружками уже завладели вниманием простодушной публики, привлекли их на свою сторону. Я попросил у Саматова слова.

— Хорошо, включу вас в список выступающих, — охотно согласился он.

Ораторы выходят один за другим, я вижу, что им не будет конца и что мое выступление в конце концов может не подействовать на присутствующих. Я подошел вплотную к Саматову и настойчиво попросил слова.

— Подойдет твоя очередь — выступишь, — невозмутимо ответил он.

У меня лопнуло терпение, и я заговорил, перебивая очередного выступающего. Тот растерялся, потерял мысль и замолчал. В зале наступила тишина. Чем же кончится эта стычка? Саматов холодно призвал меня к порядку.

— Не мешай говорить мне, Мухтарка! — и выразительным жестом руки я решительно дал понять, чтобы он отстал от меня.

В зале поднялся хохот.[27] Особенно громко смеялись наши товарищи, знавшие подробности. Саматов вскипел, сердито исказились лица Ялымова и Нуралина.

— В таком случае я отказываюсь вести собрание! — заявил Саматов.

— А вас никто и не просил его открывать, — ответил я. Саматов, Ялымов и Нуралин покинули собрание.

Больше они не делали попыток открывать отдельное казахское земство.

Не теряя надежды на возврат старого и на успех своей затеи насчет сбора денег для алаш-орды, Аблайханов и Сеитов продолжали жить в Акмолинске. Члены нашего совдепа начали вести разговор о том, что не мешало бы этих агентов арестовать и водворить в тюрьму. Серьезной опасности для нас они теперь не представляли, никто не хотел утруждать себя арестом этих беспомощных людей, и поэтому нам оставалось только весело посмеяться, когда в одну прекрасную ночь оба деятеля сбежали из Акмолинска.

В феврале 1918 года наш совдеп созвал Акмолинский уездный съезд. Большинство делегатов были солдаты, недавно вернувшиеся с фронта, бедняки из русских сел, а также аульные казахи и рабочие Спасского завода.

Съезд проходил с большим подъемом. Делегаты единодушно признали единственно полноправной в уезде советскую власть. На съезде обсуждались наиболее злободневные вопросы, которые поднимались на всех собраниях последнего времени. Делегаты выступали горячо и искренне. Провели городской митинг под руководством совдепа.

Мнение делегатов съезда не разделяло акмолинское казачество, смотревшее на нас искоса, неприязненно. Казачество все еще надеялось обособиться, создать свою автономию с независимым самоуправлением. Нам стало известно, что в это время лидеры алаш-орды сговаривались с казачьим атаманом Дутовым о совместных действиях и писали об этом открыто в «Казахе». Газета также сообщила, что обучение офицеров казахской милиции проходит в Оренбургской юнкерской школе, где обычно готовили казачьих офицеров. Мы знали также, что еще до своего побега из Акмолинска Аблайханов, Сеитов, Нуралин и Саматов через уездный казахский комитет вели с местным казачеством секретные переговоры о совместных действиях.

Мы провели митинг среди городского казачества. Выступали Турыспек Мынбаев, делегат из аула, и я.

— Трудовое казачество! Наша алаш-орда и ваши генералы и атаманы вроде Дутова и Каледина — все они паразиты, действующие заодно, сосущие кровь трудового народа. Братья, трудовое казачество, давайте объединимся! Не поддадимся обману, не пойдем в ловушку, которую нам готовят господа, не станем позорить свою трудовую честь! — горячо призывали мы.

Турыспек стоял на высокой трибуне, корявым русским языком всячески бранил алаш-орду и казачьих атаманов и до того разгорячился, что не сдержался и в конце своей речи непечатно выругался по-казахски.

Съезд избрал уездный городской совдеп. В состав его вошли:

1. Бочок — рабочий Экибастузского завода, маляр, художник.