Тернистый путь - [148]

После того как по вызову комиссар продовольствия уехал в Ташкент на повышение, оттуда поступила телеграмма с требованием отправить Сабыра Шарипова в распоряжение краевого ЧК в Ташкент. В это время как раз поднял мятеж один полк. Мятеж был подавлен, революционный Совет Ташкента совместно с ЧК начал арестовывать всех сомнительных людей, передавать дела чрезвычайному суду и расстреливать виновных. Как раз в это время привезли арестованного Сабыра под конвоем. В ЧК ему задают лишь всего два-три вопроса.

— Да, и я его знаю, он был членом областного комитета у Колчака, — заявляет один из членов суда.

Председательствующий приказал: «Увести!»

Сабыра ведут в камеру, где сидят приговоренные к расстрелу. Когтистая старуха-смерть заключает Сабыра в цепкие объятия. До этого момента Сабыр находился в состоянии глубокого безразличия, но здесь раскричался, разъярился от несправедливости. Вырываясь из рук конвоя, он опять стал говорить суду правду о себе.

— Назови, кого ты знаешь! — предложил суд. Сабыр указал на комиссара продовольствия, который после приезда в Ташкент стал начальником ЧК. Но комиссара не оказалось в живых, его убил Осипов.

— Найдется ли человек, который возьмет тебя на поруки до завтра? — опять спрашивают Сабыра. Такого человека у Сабыра не было…

— Я возьму на поруки! — заявил красноармеец, конвоировавший Сабыра из Ак-Мечети.

До завтрашнего дня Сабыра передают на поруки красноармейцу. И здесь начинается прояснение. Сабыр встречается с Дуйсенбаем Нысанбаевым и в конце концов избавляется от смерти. Нысанбаев был членом следственной комиссии Туркестанского ЧК, одним из тех граждан, которые в то время прочно стояли под знаменем Советов Туркестанской республики.

Сабыр сблизился с Дуйсенбаем, побывал с докладом у Куйбышева, прибывшего из Москвы в Туркестан, встречался с Опиным и, получив от них партийный мандат, выехал из Туркестана в Тургай и в южные волости Акмолинской губернии.

Из-за тупости руководителей Ак-Мечети Сабыра чуть не расстреляли.

Но власти в Аулие-Ате, руководимые Кабылбеком, оказались более проницательными.

…Мы возвращались в Акмолинск через море песка и саксаула, через долину Чу и Голодную степь.

Теперь у нас было две лошади в поводу, мы имели право брать подводы в аулах.

Снова с трудом перебрались через Чу в сильный мороз.

Вдоль извилистых берегов реки желтел камыш. Из его зарослей тянулся ввысь голубой дым. Мы оглядывали окрестности с вершины сопки. Несмотря на холод, Суюндик снял свой неприглядный купи и сидел на коне в одном бешмете, купленном в Аулие-Ате… Ему хотелось покрасоваться в новом бешмете. Батыр сидел на коне и держал в руках винтовку. Вот он неожиданно поднял ее, раздался выстрел.

— Зачем стреляешь? — спросил я Суюндика.

— Пусть враги знают о нашем появлении, — ответил Суюндик, вращая глазами.

…Мы приступили к организации советской власти среди аулов в долине Чу и Голодной степи.

У нас было десять винтовок, две сабли и один наган. С таким вооружением мы вступали в открытую борьбу с теми, кто пытался защищать обветшалые порядки прошлого. Вокруг меня организовалась группа революционно настроенных товарищей — трудящихся казахов.

Мы собрали сочувствующих советской власти двух волостей Таракты и на собрании избрали председателя аулсовета.

Не обошлось и на этот раз без забавных историй.

— Теперь ты можешь назначить меня снова волостным? — спросил меня уже знакомый Чокай после собрания.

Нас окружили, усмехаются, перемигиваются.

— Так и быть, оставайтесь волостным, — ответил я.

— В таком случае выдайте мне жалование, — не растерялся «волостной» и с серьезным видом протянул мне ладони.

Я вынул из кармана дешевые деньги Туркестана и подал ему две бумажки…

Теперь открыто выступили против баев такие жигиты, как Суюндик, который вчера был батраком, выступил и самолюбивый Ашай, который всячески скрывал свою бедность от людей. Они стали руководить простым трудовым людом — кочевниками. Вчерашние униженные, изможденные сыны Голодной степи, сегодня сели на коней и вступили в борьбу с врагами власти трудящихся — советской власти…

17 апреля 1926 года, Кзыл-Орда.

О «ТЕРНИСТОМ ПУТИ»

В газете «Енбекши казах»[94] в № 296 напечатана статья Назира Турякулова[95] «Два слова о «Тернистом пути». С какой направленностью будет писать обо мне Турякулов, читающая публика, вероятно, догадывается по его предыдущим выступлениям.

В конце статьи Турякулов как бы между прочим замечает: «Если у Сакена будет время, наверное, он мне ответит». Свободного времени у меня не так уж много и лучше, если бы его не хватило для ответа на подобную «критику».

Если кто-то со стороны начинает порочить твое произведение, то неудобно самому автору вести полемику, доказывать свою правоту, ибо понимаешь, что редко создаются вещи без недостатков. Но когда критикующий допускает умышленные передержки и искажения, автор вынужден защищаться.

Турякулов рассказывает о Ходже Насреддине, который преподнес своим гостям пустую воду и заметил: «Не смущайтесь, друзья, если в нее подбавить мяса, в меру соли и риса, то получится отменный плов!» «Тернистый путь» Сакена напоминает нечто подобное…»