Терек - река бурная - [38]

К "социалистическому блоку", сколоченному усилиями Кирова, Буачидзе, Фигатнера, Бутырина, Такоева, примкнули и правые меньшевики и эсеры, в тайне надеявшиеся протащить на съезде любезную их сердцу идею созыва "учредилки".

Так началась эта бескровная битва за трудящиеся массы, за обладание их разумом. На каждом заседании съезда звучали яркие и убедительные речи Кирова, этого человека, вылепленного из энергии и революционной страсти, обладавшего талантом, просто и понятно говорить о сложнейших вопросах. С каждым выступлением все больше симпатий завоевывал его ясный и близкий сердцу каждого труженика лозунг мира между народами, все доверчивей и горячей принимали его делегаты. Уже через несколько заседаний большевикам удается добиться, чтобы съезд отказался от похода на чеченцев и ингушей, то есть подрубить корень, который питал все остальные планы Моздокского казачьего совета.

А Киров выступает еще и еще — делегаты уже соглашаются считать свой съезд только первой сессией Народного съезда Терской области и назначить вторую сессию в Пятигорске, в городе, где есть Совет, руководимый большевиками, и их военные силы.

В конце концов, инициаторы съезда — полковник Рымарь и есаул Пятирублев с окружением — покидают его, а остальное офицерство, боясь окончательно оттолкнуть от себя рядовых делегатов, вынуждено аплодировать Кирову и соглашаться с его предложениями…

Обо всем этом Василий Савицкий узнал через несколько дней после даргкохской вылазки от близкого друга Цаголова Колки Кесаева. Кесаев же передал Василию и слухи о подготовке во Владикавказе большого Войскового круга.

Когда из Моздока возвратились обозленные неудачей Халин и Козлов, Василий уже агитировал за новый Народный съезд в Пятигорске. С приездом Халина по станице пополз слух о том, что большевики задумали заманить в Пятигорск казачьих главарей и устроить им там темную. Изо всех сил бился Василий, разъясняя станичникам, что и слух этот и созыв Войскового круга во Владикавказе одновременно со съездом преследуют одну цель: отвлечь казаков от съезда, сорвать его. А когда в одно из февральских воскресений собрался станичный круг для выборов делегатов на съезд и на Войсковой круг, на нем царила такая неразбериха и такое недоумение было на лицах казаков, что хоть кричи от отчаяния. Едва-едва удалось Василию голосами фронтовиков протащить в список свое и Легейдово имя. Вместе с ними снова были выкрикнуты фамилии учителя Козлова и прапорщика Халина. Только кого из них куда выбрали — понять на этом кругу было невозможно. Этого, как оказалось, и добивались макушовцы.

На следующий день, оформляя в правлении делегатские мандаты, Василий и Мефодий поняли, какую шутку сыграли с ними подкулачники. В мандатах значилось, что казаки станицы Николаевской такие-то "отряжены станичным кругом на общевойсковой круг и уполномочены принять войсковое имущество от войскового правительства"…

Макушов, не в силах скрыть злорадства, усмехался, крутил на палец ус, обнажая под ним вялую червевидную губу. Ждал он вспышки гнева, скандала, но уверен был, что ослушаться воли станичного общества казаки, несмотря на всю их строптивость, не посмеют.

Однако, к его разочарованию, никакого скандала не произошло. Читая поданные писарем бумаги, Василий и Мефодий всего лишь на мгновенье скрестили взгляды. И этого было достаточно, чтобы понять друг друга. Василий, дивясь собственной выдержке, спросил:

— А как же съезд? Халин с Козловым поедут?

— Нам казачьими делами заниматься треба, а не с осетинами да ингушами перебрехиваться. Вот вас для дела и отрядили… А ежели будет на то распоряжение Войскового правительства, то на съезд найдем кого послать, не ваша забота, — уклончиво ответил Макушов.

Выйдя на коридор провожать казаков, он деловито осмотрел их коней, набитые харчами хурджины и еще раз наставительно сказал:

— Послужите обществу по-казачьи… С осетинами яе якшайтесь, до добра не доведут…

— Дурак! — ругался Мефодий, выехав за станицу. — Чисто дите, своей шутке радуется, а того не разумеет, что не нам, а себе худо сделал…

— На общество надеется, не думает, что можем его ослушаться, да и рад, что от нас хоть на время избавился. Постарается за наше отсутствие окапаться основательно… Встретить нас будет чем…

— Это само собой; строптивых за порог, смирных под ноготь…

— Ну, держись теперь, Мефод! Дела нас дожидаются не шутейные, — без улыбки сказал Савицкий.

Доехав до мельницы Полторацких, казаки, не сговариваясь, разом повернули коней к мосту через Белую речку, на северо-запад, туда, где меж Сунженских холмов дымился голубой просвет Эльхотовских ворот. Из ворот дорога вела прямехонько на Пятигорск.

XII

Пятигорский Народный дом распирало от людских тел, от многоязычного гама. В огромном зале, где от дыханья сотен людей и от мокрой одежды в воздухе стояла густая испарина, волновалась разноголосая толпа. Делегаты сидели группами по фракциям, которые сложились на Моздокском съезде из представителей народностей и партий.

Казаки выделялись на общем фоне своими черными форменными чекменями и бекешами: побросав в проходах и на спинки стульев сырые бурки, сидели кабардинцы и балкарцы; плотной дружной группкой теснились осетины; несколько отчужденно держались укутанные до глаз в домотканные верблюжьи башлыки немногочисленные представители карачаевцев; где-то среди них затерялись ногайцы.