Терек - река бурная - [36]

В теплушках, набитых солдатами, как бочки сельдями, жизнь кипела и ночью. У дверей, расцвеченных огоньками цигарок, пассажиры спешили перед длинным перегоном надышаться свежим воздухом, поразмять ноги. В иных вагонах при тусклом свете блиндажных коптилок заканчивалось позднее чаепитие. А где-то в конце состава, разрывая ночную тишь, визгливо и лихо разливалась хмельная гармошка.

Казаки неторопливой походкой, чтоб не привлекать к себе особого внимания, подошли к одной из кучек, топтавшейся на грязном снегу у неосвещенной теплушки. Солдаты курили, слушали, как кто-то, давясь булькающим хриплым кашлем, рассказывал:

— А кабы не отчаянность моих ребят, сидеть бы вам еще тут до скончания века… Дровишек-то как ловко для вас раздобыли. Мои ребята трое суток тут гибли, промокли, без жратвы. Успели всякого наглядеться… Заприметили, между прочим, как начальник таскает откуда-то полена, когда офицерью угодить хочет… До вас два паровоза один спальный протащили с важной какой-то птицей — так, боже мой, как начальник распинался! На собственной спине поленья таскал… Ну, а когда вы подъехали с порожним тендером, видим мы: и нам не выехать, коли не будет топки, и давай действовать. Прижали начальника до стенки: давай, гад, те поленья, которые важному персоне таскал. Я, бекает, с собственного дому их таскал, потому как тот персон мог меня запросто к праотцам отправить… Ну и мы, говорим ему, тебя запросто можем отправить, так что неси и нам с собственного дому… Ну, а дальше сами видели…

— Видели, — низким простуженным голосом произнес солдат, стоявший к казакам ближе других. — Всегда так и надо: стеной друг за дружку стоять, не то и теперь офицерье нами помыкать будет… Ребят-то своих хорошо разместил?..

— В тесноте, да не в обиде… Коль не обстреляют еще где-нибудь туземцы, завтра-послезавтра к Кубани подкатим…

— Какие теперь туземцы. С Кавказа, считай, уже выехали…

По тону, уверенному и чуть снисходительному, Василий учуял, что солдат этот — один из заводил, каких в то время народная инициатива выдвигала повсюду, и потянулся к нему прикурить. Пунцовый отсвет раздутого огонька на миг осветил немолодое мужицкое лицо, заросшее светло-русым волосом, тяжелый пористый нос, край небольшого умного и зоркого глаза. Василий поймал его взгляд и уже в темноте загадочно произнес:

— А иного табаку у тебя нет, солдат? Больно ядовито воняет.

— Иного пока нет. Какой от царя остался, тот и докуриваем, — вглядываясь в него, раздельно проговорил солдат.

— Плохой табак, прямо скажу… Сам царь им, видно, в своем сортире блох выкуривал!

— А то! Самому ему… кхе-ххе… заморский с заграницы за хлебушек наш кровный выписывали. А нам — махра, и то пополам с травкой, — прокашлял тот, что рассказывал о начальнике станции.

— Сдуру выписывали с заграницы-то: у нас, на Кавказе, табак повкуснее растет…

Из-за спины Василия услужливо высунулась рука Ивана с увесистой крепко набитой торбой, от которой в сырой воздух потек сладкий аромат турецкого табака. И тотчас плотное кольцо солдатских тел сомкнулось вокруг казаков, десяток жадных рук потянулся к торбе. Василий для пущего соблазна встряхнул ее, повертел перед носами.

Но солдат, у которого он прикуривал, резко оттолкнув от торбы руки товарищей, грубовато и в упор спросил:

— Ну? И чего в обмен хочешь?

— Догадываешься, небось?.. Чтоб волю отстоять от контры, оружие нам надо, — рискуя, напрямик пошел Василий.

Наступило молчание. Вокруг казаков тяжело и настороженно задышали не видные во тьме люди, от которых зависел сейчас успех всего дела.

— Ага! Об оружии не ново, — медленно проговорил, наконец, солдат-заводила. — На всем пути всякого рода меняльщики привязывались: одни с контрой, другие против нее… Гм… всякие были… Ты вот чего!.. — солдат сделал шаг к Василию и решительно опустил руку на его кулак, сжимающий завязку торбы. — Ты вот чего! Убери-ка свою приманку, не сбивай ребят на грех… Оружие нам самим потребно будет… Понял?

— Ясно… Нд…

— Мы не из тех, которые с фронта шарахались без памяти и ценную вещь на землю кидали… Хоть война и у нас в печонках, да мы вовремя узнали, для чего еще винтовка сгодится… Вот всю дорогу приглядываю, чтоб какой из ребят не соблазнился…

— Верно рассудил, оружье сейчас — вещь первейшая, без него, небось, землю в деревне у себя от мироедов не вырвешь… Сам откуда будешь? Крестьянин?

— Наполовину… В экономию к помещику по сезонам нанимался, а у самого полдесятины при хате… А ты, я вижу, мужик дошлый! У вас тут как, землю уже делили?..

— Какой там черт, делили!.. Контра нам всенощную готовит, резню то есть поголовную, а у нас и в руках пусто, — вмешался из темноты Иван.

— Ну? А как у вас с властями? Под Гудермесом ехали, видели, как чеченцы с казаками бьются… И унять их вроде некому?..

— …То-то и есть, что некому…

— Ну?!

В разговор вступали новые и новые голоса. Василий будто невзначай развязал торбу, и солдаты, тоже будто невзначай, этак механически, полезли в нее. Шурша бумагой, закуривали, жадно захлебывались ароматным дымом. И никто словно не замечал что состав стоит, и паровоз не дает долгожданного гудке отправления…