Теплый ветер с сопок - [26]

— Так и не нашли причину? — спросил главмеха Марувич.

Главмех пригладил ладонью назад волосы и надел на голову потертую солдатскую шапку.

— Из группы обслуживания прикинули — вроде реле нагрузки не выдержало, задымилось. А кой черт сейчас разберет, — пока грунт из капота выбивали, такого накурочили! Слесаря-то — зелень сплошная, кто бы опытным глазом глянул, — и он посмотрел в сторону Василия.

Разговор шел о стоящем в боксе «дэте». Во время работы на полигоне у него вспыхнул мотор. От бульдозериста так и не добились ответа, где же начался пожар. Он помнил только, как пламя ударило в кабину. Он увидел, что огнетушителей нет, и побежал за кучу, пока не взорвались баки. Тогда Василию и пришлось вмешаться — он развернул «горбатого» и завалил горящий «дэт» грунтом. Мерзлый грунт от огня было оттаял, а потом на морозе схватился с бульдозером в одну глыбу. Эту глыбу доставили в ремцех и теперь ищут причину пожара.

Корреспондент приезжал именно по этому поводу — кто-то сдуру позвонил в газету о «проявленном факте героизма». А кому он нужен, такой героизм? Не сокращай начальство времени стоянок на профилактике, дай огнетушители да замени старье в моторе — машинист разве такое допустит? Чем спокойнее, без натуги работаешь, тем лучше для дела и для души — о таком героизме писать надо. А от этого, да еще который в конце месяца, одна нервотрепка. Работу-то, надо планировать не на героев, а на простых смертных, которых большинство. Как тот парень. Каждый бы перетрухнул от неожиданности да по молодости. Это они когда-то головы на морозе клали, руками бульдозеры из наледи вытаскивали. Знали, не всегда будет так, что один бульдозер на, сто машинистов приходится, вот и терпели. Те годы прошли, теперь ни из-за железа, ни из-за золота нельзя рисковать жизнью даже самого завалящего человека. Хотя и бульдозер жалко: сколько бы из него деталей в дело пошло.

— Чего там смотреть, если весь мотор перекурочен? — сказал Василий. — Да и заждались сегодня меня.

— А тебя и не зовет никто, иди домой, — сказал главмех. — Жене тоже маленько сил оставить надо. Стаканчик-то не забудь поднести, когда расписываться пойдете.

— Ну иди, раз торопишься, — сказал Марувич. — Ты со смены, отдохни, отоспись.

— Завтра гляну, — пообещал Василий, — ничего ему за ночь не сделается.

Возле конторы прииска стояли тесной толпой легковые машины, намечалось какое-то совещание. Конторы прииска и карьера находились рядом — так уж повелось. На новом месте золото моют сначала небольшими силами. Если россыпь перспективная, дело разрастается, старую контору отдают подразделению — карьеру, а рядом строят новую, приисковую. Бывает наоборот, когда поселок сокращается. В маленьком Хатыннахе, например, когда-то находилось управление почти всей Колымы. А попал под сокращение, потому что от трассы далеко стоит. Так и у людей, многое в жизни случай решает. Иной и стоящий человек, а оказался в стороне от перекрестка — его не замечает никто. Предпочтут погремушку, за то что стоит на виду и гремит громко.

Моторы в машинах ни один шофер не глушил, и от того казалось, что стояли они с задранными к небу бордовыми хвостами — выхлопы отсвечивали от стоп-сигналов. Выделялся лакированный ЗИМ директора «Уркандьи». Вот уж кому совещаний бояться не приходится — и по золоту план летом дали, и по вскрыше первыми идут. Запчастей для «горбатых» у них навалом — по спецзаказу из-за границы, что ли, получают?

Дверь в комнату пришлось открывать ключом — значит, Маша задержалась на работе.

Василий бросил в темноту ватник и побежал в одно место. На полигоне с этим делом было плохо — от мороза за отвал не спрячешься, вот до поселка терпеть и приходилось. Кстати, с Машей он и познакомился, когда простудился, а ее от месткома к подруге в больницу посылали. Она особенно не распространялась, почему одна живет. Бросил — и все. Им ведь главное «бросил», а за что, почему — уже не интересует. Может, и причина была — в жизни по всякому закручивается. Порой точно уверен — твоя правда, а когда видишь, что конец с концом не сходится, тогда и задумаешься. Но она из серьезных — техникум библиотечный закончила. А потом — о будущем заранее думает, хозяйка с дальним прицелом. Не успела к нему жить перейти, рубашек хороших купила, белья китайского, теплого — на прилавках такого не увидишь. Овощи свежие дома появились, кофе растворимый. А мебель, ковер — этого он не захотел. Пока. Это уж на материке, когда домик купят или кооператив. Обиделась она, когда он от серванта отказался. И еще два раза, когда гарнитуры детские обратно отнести велел. Ну, ничего, он терпит, и она пусть подождет.

Когда он рысцой забежал в общежитие, его схватил за рукав Плешков, электрослесарь из ремгруппы:

— Иваныч, рублишко не подбросишь? Не рассчитал до получки.

— Что-то ты каждый месяц не рассчитываешь. Меньше на книжку класть надо, — сказал Василий, отдавая бумажку позамусоленнее.

— Айда к нам, Серега сегодня отвальную дает!

— Чего не летом?

— Кто ж его в самый промывочный сезон отпустит? Летом его на промывку ставят.

Значит, не уважают, отметил Василий. Кого уважают, тому летом отпуск дают, хоть и со скрипом. А отвальная — обычай хороший. Не в том дело, что с отпускных тысяч пары сотен не жалко. Просто дружба здесь, на Севере, особая. Сегодня он тебя из наледи вытащил, а завтра ты его по увалам искать поедешь — вот Колыма обоих и подружила. Перед отпуском все вспоминается — и как в болоте вместе завязли, и как морозной ночью в моторе голыми руками ковырялись. Ты на жаркий песочек едешь, а они здесь, на вечной мерзлоте, остаются, — вот и хочется уважить всех как следует, по русскому обычаю.