Теплый берег - [4]
— Красивый я сегодня, Анна Петровна?
— Красивый, как муха в сметане, — а сама улыбается. Разве есть на Теплом берегу хоть одна женщина, от трех до ста лет, которая не улыбнется Жоре в ответ? А он хохочет, сверкая зубами.
— Ой, лукавите, Анна Петровна! Меня даже бензозаправщица на летном поле зовет «красивый Жора».
— Ты сегодня на вертолете летал? — высунувшись из окошка, кричит ему Лесь.
— Еще бы! Скоро экзамен на мастера авиаспорта сдам! Триста часов налетал без инструктора и сто девяносто прыжков с парашютом напрыгал. По этому поводу, Анна Петровна, прибавочку!
Она подкладывает ему поджаристых:
— И зачем тебе летать? Ты сапожник, у тебя дел на земле хватит, заказчики ждут.
— Во-первых, я не сапожник, а Король — башмачник. Когда кто-то плохо строит, плохо шьет, говорят: «Какой сапожник это делал?» Я считаю: человек все обязан делать на «отлично». Лесь, не равняйся на троечников! Я чиню срочно, красиво и прочно. Вот кончу институт, стану отличным конструктором. Создам такую обувь, чтоб людям, вместо шаркающей, усталой походки дать легкую, свободную, красивую! Так же важно, как научить людей летать. Это — раз! — Жора энергично дирижирует вилкой. — Во-вторых. Что значит «зачем тебе летать»? Для того спортивный клуб, чтоб летали все — пекари, ученые, корабелы и обувщики. Все цивилизованное человечество должно летать! В-третьих: утром я здесь не нужен. Наука кибернетика доказала, что каблуки ломаются к полудню, а набойки снашиваются после захода солнца.
— Ой, болтун! — смеется Анна Петровна.
И Лев-Лев улыбается из стеклянного киоска, и Лесь, и все, кто завтракает за высокими столами. Такой уж человек Жора Король.
— Спасибо, заморил червячка, — насвистывая, он отпирает голубой фургон.
Стена откидывается вниз. В гнездах сидят инструменты, красные, синие, серебряные молотки, клещи, колодки и прозрачные каблуки, наверно, для туфель Золушки.
Откидывается вторая стена, на ней плакат «ЧИСТИСАМ» и подножка, окруженная щетками. Робот-чистильщик, конструкция Жоры. Он нажимает рычаг, и складной стул, выдвинув никелированные ноги, упирается ими в белые плиты набережной. Трон Короля, его рабочее место.
С полок грустно глядят скособоченные туфли и босоножки.
— Просыпайтесь, богини! Сейчас верну вам былую молодость!
— Ой, болтун! — смеется Анна Петровна.
— Не болтун, а колдун!
Он садится на трон, включает транзистор и начинает работать. Ах, как он работает! Люди останавливаются поглядеть. Летает молоток, отбивая ритм песни, которую для Короля поет девушка, может, на острове Таити. Он подпевает, не разжимая губ: в губах зажаты гвозди. Стертые пятки заживают, кривули-каблуки выпрямляются. Веселых вам дорог, пешеходы!
Подходит человек с лысиной:
— Почистить туфли можно?
— Будьте ласковы. Ставьте ногу и чистите на здоровье.
Лысина краснеет:
— Простите, но я не чистильщик.
— Я тоже не чистильщик, — с достоинством отвечает Король. — Опустите монету, автомат «ЧИСТИСАМ» знает свое дело.
Щетки взвыли, ботинок сверкнул, и лысина удовлетворенно заблестела, словно и ее начистили.
— Лесь! Иди сюда! — зовет Король.
Не откликается. Так кому же я буду рассказывать, как сегодня пилотировал вертолет? На самом трудном режиме! На длительном зависании. Лесь, только редкие птицы умеют, повиснув над землей, высматривать цель…
Я, Король, стоял высоко в небе, неподвижно, — как коршун. Ни раскачиваний, ни дрожи. Мне весело дышалось там, на высоте, оттого что раскрытый тюльпан крутился надо мной точно, не наклоняясь. А ведь малого наклона хватит, чтоб вертолет клюнул носом.
Что за тюльпан? Вся штука в том, что его совсем нет! И все-таки он виден всем, этот серебристый венчик, диск. Его, крутясь, рисуют лопасти несущего винта. Наверняка конструктор, который назвал его тюльпаном, был поэт. Когда вертолет идет вперед, ветер сдвигает тюльпан, как шапку-невидимку, вертолету на макушку…
— Ле-есь! — зовет Жора Король. — Ты оглох? Зову-зову…
Лев-Лев разводит руками: не оторвать Леся от книги.
А Жоре не терпится, его душа жаждет слушателя.
Он только что простился со своей винтокрылой птицей. Шел с летного поля и оглядывался. Она стояла на земле, и над ее спиной огромный винт безвольно опустил лопасти. Такие узкие, гибкие, даже трудно представить, как они поднимают и несут тяжелую машину. В покое они не смогли бы выдержать веса даже одного человека. Но в бездействии сами люди не знают, на какие дела способны в минуты напряжения!
…Лесь, да брось все, подсядь ко мне. Разве еще кто-нибудь умеет слушать, как ты? Следишь за движением губ, пытаешься угадать слово раньше, чем вылетит. А услышишь, что победа, — вспыхнет горячая улыбка, солнышком одарит.
Да, я, Король, влюблен в мою винтокрылую птицу. Даже в тот крохотный миг, когда она отрывается от земли, сразу без разбега. А разве это не чудо? Вся штука в том, что лопасть хитро изогнута, как пропеллер. Крутясь, она гонит воздух вниз. Под вертолетом вспухает невидимая воздушная подушка и выталкивает машину.
А я нажимаю рычаг, Лесь. Я поднимаю лопасти на ребро, как охотник поднимает птицу на крыло. Мне нравится, что угол их наклона называется «угол атаки». Они атакуют, врезаются в воздух, и моя птица пошла вверх, вверх!..
