Тепло твоих рук - [9]

Они разговаривают и по очереди пьют из одной чашки молоко. Мария слушает красивый голос Юли, воркование горлицы из чердачных глубин и свист стрижей, наводящий сладостную тоску перед открывающимся временем. По отражениям лучей на стене видно, как опускается солнце. Пахнет старым деревом, пылью, опилками и немного трупиками мух и мышей. Мария совсем перестаёт думать о своей судьбе, и ей хорошо. Она несколько раз облизывает липкие от шоколада губы, рассказывая Юле о школе. Юля смотрит её дневник, где Мария может описать лицо каждой оценки, и вспоминает время своей учёбы, свой класс, полный подруг, которых она не видела уже давным-давно.

Когда становится темно, они, сняв туфли, выбираются на крышу, ложатся на нагретую черепицу, над ними небо, полное звёзд. Слова их смолкают, как постепенно перестаёт капать вода из неведомого крана прошлого, и скоро они просто лежат и смотрят вверх, ничего не говоря. Мария думает о жизни, которая представляется ей большой чёрной кошкой в цветущих ночных кустах, глядящей на мир в искажённую призму своих зелёных глаз и видящей землю, дождевых червей, спящие шмелиные гнёзда и дышащие корни берёз. Вокруг Марии нет никакого ветра, поэтому деревья молчат, погасив свои старые фонари, а звёзды становятся всё ярче, набирают глубину, такие чистые, словно вырезанные из тончайшего серебристого металла, и если это так, Мария, пробовавшая ртом гвоздики, знает даже их вкус, приятный вкус несъедобного железа.

— Их больше, чем листьев на деревьях, — шёпотом говорит Юля. Около края крыши с тонким писком проносится летучая мышь. Стена времени медленно растворяется вокруг Марии, и она начинает видеть прошлое онемевших деревьев и живых существ ночи, которое кажется ей волнующе-таинственным и длящимся даже теперь, внутри её самой. — А ты знаешь Мельницу? — всё ещё слышит она шёпот Юли, пропадающий в сверкающих россыпях и медленно выплывающий вновь, как погребальная барка египетского фараона, что движет под собой мёртвый камень и с ним всё сущее вместо вод загробного Нила. — Звёздную Мельницу?

— Что это? — спрашивает Мария, но голос свой слышит словно издали и таким непохожим на собственный, что ей становится страшно.

— Там, наверху… Посмотри прямо наверх… — шепчет Юлия, а может она и не шепчет вовсе, а слова её лишь снятся Марии на крыше дома, погружённого в майскую ночь, полную фонарных пятен и запаха цветущих кустов. Мария смотрит наверх, широко раскрывая глаза, но видит только звёздное море, море таинственных светящихся точек, сделанных их неземного металла, она не понимает, что каждая из них много больше всего, что она видела на свете, и не знает, что эти рои образуют лишь сверкающую прозрачную пуговицу на платье космической принцессы. У Марии кружится голова, поток пространства обрушивается на неё, не сдерживаемый больше колдовством её маленького мозга, летучие мыши замирают в воздухе, сердце перестаёт биться, дыхание замирает, едва отпустив последний воздух, и Мария видит Звёздную Мельницу. Она движется над головой Марии, она движется медленнее времени, и звёзды движутся вместе с ней, уходят в неё, заплетаясь огромными распылёнными косами, и Мария сразу осознаёт, что сама движется, влекомая огромной неведомой силой, засасывающей её в свою глубину, и что там живёт смерть.

Марии хочется закричать, но она не живёт, падая в бездну Вселенной, и потому кричать не может, она может только видеть и чувствовать страх, отделённый от тела и оттого мучительный беспредельно, ибо нечем спастись от него, волшебное отчаяние охватывает Марию перед прекрасным лицом смерти, что-то тянет её к себе, переворачивая и причиняя сильную боль, и вместе с болью воздух вновь входит в её грудь, обжигая, как огонь, и сердце наносит в онемевшее тело свой первый удар.

Она возвращается в себя и видит Юлю, сидящую на коленях возле неё, Юля смотрит ей прямо в глаза. Бледное лицо Юли с влажными потемневшими глазами кажется ей страшным, Мария тихо всхлипывает и рот её напрягается в неприятной гримасе. Поднимая Марию на ноги, Юля коротко стонет от тяжести. Мария плохо стоит, ступни не чувствуют черепицы, тело плывёт куда-то в сторону, листья деревьев, большие, как подушки, приближаются к её лицу, тускло блестя при фонарном свете, пятна теней на них вырастают, и скользящие чёрные насекомые пробегают так быстро, что Мария не успевает разобрать, кто они, не капли ли это крови, мягко срывающиеся с её ноздрей.

Она плохо понимает, как оказывается с Юлей на лавочке возле дома, в тени каштана, зато отчётливо видит свои вытянутые вперёд с лавки босые ноги, сложенные вместе, со сжатыми пальцами, и белого мотылька, порывисто скользящего в пустоте ночного воздуха низко над асфальтом, покрытом светлыми фонарными пятнами, так что мотылёк иногда кажется маленькой галлюцинацией, и красный огонь выезжающей на дорогу за кустами машины, и Юлю, стоящую с левой стороны, как высокий цветок в вазе, покрытую непроницаемой тенью. Она плохо помнит свой неясный путь по меловым улицам ночи, запах сирени и нитрокрасок, словно ими покрашены все клумбы, мелодичные стоны женщин из тёмных приотворённых окон, истерические крики дерущихся котов, похожие на плач неведомых тропических птиц, резко выделенные луной из стен выщербленные кирпичи домов с мазками строительного раствора, словно художник ночи, этот человек со странным именем и лицом, провёл их своей кистью, выделяя имущество смерти из лестничного хаоса живой природы.