Тепло очага - [88]

Расскажу вам по секрету, как она готовилась к свадьбе. Когда-то моя мать сшила ей подвенечное платье, и вот взялась она по старым выкройкам шить наряд для своей будущей невестки. Ну, что тут сказать? Все светлое в мире — от книг, и частью этого света владеют наши дети. Звезды за гривы ловят, а мы пытаемся затолкать их в старые мерки…

Старуха у меня суровая, хмурая… Но она только со стороны такой кажется. Сердце ее переполнено любовью, да только она ничего напоказ не выставляет. Есть такие, что араку на собственной злости настаивают. Говорю старухе: «Вот где строгость бы твоя пригодилась». Отвечает она: «Моя арака другая». И действительно, выпьешь стаканчик — возрадуешься, вспомнишь старые песни, сбросить половину прожитых лет, танцевать захочешь.

Этой аракой старейшины нашего села благословили молодых…

Не судите меня строго, но для того, кто на свадьбу приходит ради своей утробы, торжество и кончается, как только встанет из-за стола. На нашей свадьбе таких не было, люди пришли порадоваться вместе с нами… А для меня этот день стал половодьем счастья. Молодость вернулась ко мне. Сказочная птица спустилась к нам во двор и принесла в дом счастье.

А голос невестки звенел, словно ручеек. Голос ее — песня юности. Сказал бы вам, что я даже в бессмертие поверил, но боюсь, засмеете вы меня. А старикам ведь тоже хочется жить, ой, как хочется!..

Главной моей заботой после свадьбы стала старуха. Говорить я ей ничего не говорил, только взглядом упрашивал — ради бога, не обижай молодую. Не нравится тебе, как она кровать застилает, — поправь тайком, чтобы невестка не заметила; подметет двор не так — сама убери… Пусть не блекнет румянец на ее щеках. Распахни ей навстречу свое сердце, не пожалей самых нежных, самых добрых слов — тогда и ее взгляд будет ласковым и будет она стараться во всем угодить тебе…

Старуха моя поднимается с первыми петухами. Старается ухватить часть ночи и удлинить день… Подмигнул я сам себе — проведу старуху. Всю ночь донимал ее разговорами, даже вздремнуть не дал. Дело пошло к рассвету, а у меня ставни наглухо закрыты, окна плотно завешены… В это утро без ее понуканий слетели куры с насеста. Когда проехал городской автобус, она встрепенулась, спрашивает меня: «Что это сегодня никак не светает?» Я молчу, будто и не слышу ее вопроса… Сколько времени было, кто знает? Я на часы не смотрел, а старуха встала, открыла окно и за голову схватилась — какими, мол, глазами я теперь на невестку посмотрю?! Опозорилась навеки!..

И еще раз подмигнул я самому себе: когда свекровь виновата перед невесткой, а не невестка перед свекровью — мир будет в семье…

Дни катились, как воды горной реки. Одна мысль омрачала душу: уедут молодые, и останемся мы одни. И старухе моей не слаще было. Как грамотей по книге, так я по глазам ее все читал. Сама хмурится, а в глазах скрыто такое… Другой и не понял бы, а я все вижу: «Эх, — думает она, — вынянчи сына, вырасти его, а потом хоть плачь — только мельком его и увидишь». Упорхнут молодые, начнут жить своей, отдельной жизнью, а про стариков и думать забудут. Сын наш и до этого был не из тех, кто любит писать, а теперь уж и вовсе весточки от него не дождешься. И другое… Сейчас невестка всем хороша, а как-то дальше дело повернется? Вдруг начнет вертеть нашим единственным, и останемся мы, как на льдине…

Прядет старуха свои тревожные мысли, тяжкие мотки мотает. А я и виду не подаю, что на душе у меня творится…

Новый член нашей семьи с одной стороны — невестка, и мы ее опекаем, как можем, с другой — инженер, тут и не знаешь, как подступиться к ней… Приходилось ей вмещаться в старухины мерки, стесняло это ее, я понимал. «Надо помочь ей, — думал, — надо помочь»… Взять хотя бы платок — причину раздора невесток и свекровей. Легче пуха он, а иной раз таким грузом навалится! И кто только выдумал, что невестка и в доме, и во дворе, и на улице — всюду должна быть в платке? А наша молодая даже повязывать его не умела, никогда не носила до этого, вот он и съезжал с ее головы, все поправлять приходилось. Не выдержал я как-то раз и громко, чтобы старуха слышала, говорю невестке: «Когда сядешь в автобус и он наберет скорость, высунь голову в окно, словно на бабку нашу глянуть хочешь, а ветер этому платку живо найдет место»…

И еще одно беспокоило меня… Старуха моя души в невестке не чаяла, грелась под ее солнцем, а я в своем собственном доме шнырял, как вор полуночный. Ни выйти мне свободно, ни войти. Все с оглядкой, крадучись. Невестка все-таки. А я — свекор. Обычай требует строгих отношений, и старуха зорко следила за этим… Но в груди-то моей не трухлявый сучок и не кусок льда! Невестка мне родней, чем другим, мне и поговорить с ней, и посмеяться хотелось…

Думал я, думал, как это сделать, и наконец решил… Брат моей старухи не смог приехать на свадьбу. Заболел… А почтальон был моим старым приятелем, ну, и принес он телеграмму — так, мол, и так, если хочешь застать брата в живых, выезжай немедля… Поехали мы. Прибыли. Встреча, радость… Только не поймут никак родственники, откуда взялась эта телеграмма. Я же держусь, как ни в чем не бывало. Уговорил старуху погостить у родных, распрощался с ней и к вечеру вернулся домой. Зашел к соседям, переоделся, надвинул на глаза войлочную шляпу так, чтобы лица почти не было видно, сгорбился, взял в руки палку… А с сыном у меня был уговор — он должен был уйти из дому в это время… Слова застряли у меня в горле, когда невестка отворила дверь…