Тепло очага - [39]

— Для кого, может, и рано, — стал спорить Толас, — а ему пора!.. Эй, скажи, Состыкк!

Состыкк медленно выпрямился.

— Хочешь, я навсегда избавлю тебя от аппетита? — спросил он, обращаясь к Батадзи. — Ни один врач такого рецепта не даст.

— Ну? — Батадзи даже рот раскрыл.

— Понаблюдай за Толасом, когда он утром садится за стол, посмотри, как он шарит своими маленькими ручонками, как жует не переставая… Я даже пугаюсь иногда — кажется, вот-вот вскочит на стол и будет бегать между тарелками как мышка, крошки подбирать…

Состыкк и сам не ожидал, что скажет такую длинную речь, но хотелось отомстить Толасу за его вечные приставания.

А ребята смеялись от души. Даже мрачноватый Гадац похохатывал, смешно зажмурив глаза и раскачиваясь, Толас же, растерявшийся вначале, стал ощупывать и оглядывать себя, как бы удивляясь тому, что он такой худой и маленький.

Когда пришли на стан, Цыппу спросил:

— Что это вы такие веселые?

— Понравится обед — расскажем!

— Я еще издали услыхал — ржете, как кони…

— Да так, посмеялись чуть над Толасом, — небрежно кинул Состыкк.

— Извини, дорогой, — возмутился Толас, — началось-то все с тебя!

— Эх, надули вы меня! — вздохнул Цыппу. — Вы все вместе, а мне тут одному прозябать…

— Ладно, ладно, — улыбнулся Туган, — мы там все время о тебе думаем!

Это он, Туган, предложил назначить Цыппу поваром. Цыппу долго упирался, но его так уговаривали, так льстили ему, что, не выдержав, он согласился. Едва он сказал «да», как ребята схватили его и стали качать, они знали, что делают: он и тесто замесить умеет, и пироги печет не хуже любой женщины, и все остальное, что касается поварского искусства. Когда-то они посмеивались над этим странным талантом Цыппу, но теперь-то понимают, что без Цыппу туго бы им пришлось. Любо смотреть, как Цыппу чистит картошку. Картофелина в его руке вращается, как болванка в токарном станке, а срезанная кожура вьется, будто стружка из-под резца…

Надев на голову белую шапочку, засучив рукава, Цыппу, серьезный, сосредоточенный, помешивал суп, будто завершал дело великой важности. А ребята ждали, сидя за столом под навесом, возле вагончика. Посреди стола аккуратно разложены зеленый лук и редиска, но никто не трогает зелень до времени — Цыппу этого не любит. Туган улыбается, видя, с каким нетерпением ребята поглядывают на своего повара, обстоятельного и неторопливого. Но если бы Цыппу суетился или бегал, это был бы не тот стол, не тот обед, да и настроение было бы не то. После обеда они пойдут на речку, искупаются, полежат с полчаса в тени верб, расслабившись, и легкий ветерок принесет им с гор запахи дальних трав.

Но в этот день ребятам не удалось пойти на речку. Цыппу во время обеда все отмалчивался, а после подошел к Тугану, постоял молча и наконец вымолвил:

— Плохие новости…

Ребята, замерев, вопросительно смотрели на него.

— Не знаю, насколько это серьезно, — сказал Цыппу, — но говорят разное…

— Долго ты будешь нас пытать?! — заворчал Туган. — Что говорят? Кто говорит?

— Вчера арестовали Коста… Забрали прямо из дому…

— Он уже две недели не появляется в селе… Когда же успел вернуться?

— Вчера и вернулся, — неуверенно проговорил Цыппу. — Говорят, ножом кого-то… Пьяный был… Шофер мне рассказал. Привез продукты и рассказал…

Все замолчали, думая, что никого из них нет рядом с Коста в этот трудный час.

— Может, ничего и не случилось, сплетни одни? — с надеждой проговорил Толас.

— Не сплетни, — вздохнул Цыппу.

— Хоть бы сказал, предупредил как-нибудь, — покачал головой Батадзи.

— А много ли мы знаем друг о друге? — будто думая вслух, произнес Туган.

— С тех пор, как он встретился с этой женщиной, его вообще не узнать! — со злостью сказал Гадац. — Она только и умеет, что мужчин ловить!

— Если бы Коста был здесь, ты бы так смело не говорил о ней, — невесело усмехнулся Азрым.

— Он бы отцу родному таких разговоров не простил, — поддержал его Батадзи.

— Все это из-за нее, — упорствовал Гадац. — Пока он не познакомился с ней, он был совсем другим.

— Не она же ему нож в карман положила, — сказал Туган.

Все замолчали, задумались, ощущая свою беспомощность. Так, наверное, чувствует себя пастух, видя, как орел уносит ягненка из его отары.

— Вечером сходим в село, — сказал Туган, — узнаем, что там… Пойдем к Шахаму, поручимся за Коста…

— Клянусь, Туган, — восхитился Толас, — ты дважды мужчина!

Ребята будто ожили, заговорили разом.

— Возьмем его на поруки, и делу конец!

— Пусть режет в нашу честь барашка!

Они веселились так, будто дело уже было сделано и Коста был на свободе и сидел здесь, рядом с ними.

— А ну, давай! — вскричал Батадзи. Он приподнял Толаса, разом поставил его на ноги и оттолкнул от стола. — Ну-ка, покажи свою радость!

Батадзи, перемахнув все ступеньки, прыгнул в вагончик и тут же выскочил обратно. В руках его была гармошка. Он с размаху поставил ее на колени Тугана:

— Давай, сыграй, чтобы кровь в нем закипела!

Встрепенулся, засиял Толас. Он будто вырос вдвое, стал вдруг стройным и подтянутым. Он ждал, полный восторга, — сейчас друзья его захлопают в ладоши, захлопают так, что будет слышно в селе, а он, Толас, как птица, полетит по кругу, легкий и сильный, он ощутит пьянящую радость вдохновения, почувствует себя счастливым.