Теперь с тобою вместе я(с) - [87]

Он не мог понять, для чего этой девушке надо, губить свою молодость рядом с безнадёжным больным и возможно в этом видел какой-то тайный смысл.

Его жена, наоборот, не чаяла души в избраннице Галя и в разговорах пыталась оспаривать суждения мужа.

Девушку саму смущало то, что она, находясь долгое время в этом доме, как бы является нахлебницей и Вера всячески пыталась помогать матери Галя по хозяйству и в саду.

Гиля от девушки была без ума, но часто вслух сетовала, что её гложет совесть и, возможно, муж прав, не стоит Вере губить свою молодость, проводя каждый день долгие часы рядом с больным человеком.

Вера, действительно, просиживала рядом с Галем подолгу, разговаривая с ним и читая вслух книги.

Парень знал о присутствии девушки, в этом не было никакого сомнения — в минуты просветления, он называл её по имени и хриплым, непохожим на прежний, голосом, умолял Веру, покинуть его, а затем, под воздействием морфия снова погружался в мир глубокого наркотического сна.

Офер с Наташей при первой возможности приезжали навестить друзей, а потом подруга отправилась на последний месячный сбор для прохождения и подтверждения гиюра.

Заканчивались еврейские осенние праздники и Вере пора было отправляться в Беер-Шеву готовиться к занятиям на второй курс в университете.

Ранним утром перед отъездом Вера попросила сиделку выйти из комнаты и оставить её наедине с Галем, что та незамедлительно сделала, зная, какие прежде отношения связывали этих двух молодых людей и, хорошо изучив девушку за два месяца, что она провела рядом с больным.

Парню ещё не успели ввести новую порцию морфия, а действие старой заканчивалось и на его лице появились гримасы, сдерживаемой им боли.

Он открыл лихорадочно блестящие глаза.

— Веруш, прости, но уходи, мне очень больно…

Вера нагнулась над ним и поцеловала его в сухие сжатые губы.

— Я люблю тебя Галь, ты поправишься, я в это свято верю, ты слышишь, верю…

Галь громко застонал, в комнату вбежала филипинка и Вера вышла наружу, прикрыв за собой плотно дверь.

Боже мой, как ему больно и, как от этого у меня болит душа.

На неё внимательно смотрели, сидящие в напряжённых позах Гиля и Абраам — расстроенные родители Галя.

Они разом поднялись на ноги и подошли к девушке.

— До свидания, моя хорошая, если ты больше не приедешь к моему сыночку, мы тебя поймём и нисколько не осудим, но я обязана тебе это сказать — если бы всё было хорошо и ты стала женой моего Галя, я бы была счастлива за него.

Отец Галя протянул ей руку.

— До свиданья девушка, не обижайся на меня, Гиля правильно сказала, что, если бы всё было хорошо, мы были бы счастливы иметь такую невестку и с удовольствием называли бы тебя своей дочкой.

Но, девочка, не губи свою жизнь, ты такая молодая, красивая и добрая, повторяю, не губи свою молодость, наш сын вряд ли вернётся к нормальной жизни.

Вера, не проронив ни слезинки, расцеловала родителей Галя и пошла к выходу, но, обернувшись на пороге, выкрикнула:

— Я его не брошу никогда! Слышите, никогда!

  Свою судьбу пишу я кровью,

  макая кисть в души палитру,

  в конце проставлю чётко титры —

  навеки ваша и с любовью…

  Не точку ставлю, многоточье,

  скользя по грани, не за гранью,

  под пенье птиц рассветной ранью

  туманы, разрывая в клочья…

  Надежду, как дитя лелея,

  открою новую страницу,

  за ночью день и жизнь продлится,

  Рассвет придёт, заря алеет…

  Макаю снова кисть в палитру,

  судьба не пишется без крови,

  оттенок розовый, багровый… —

  с души лишь серый с чёрным вытру.

По дороге она заскочила в Ашдод, с радостью для себя отметила, что у родителей всё складывается удачно — мама уже втянулась по вечерам мыть посуду в ресторане, это ей не мешало помогать Любе воспитывать малышку, а папа поймал свою удачу за хвост, устроился на военный завод и сразу же обрёл уважение и авторитет со стороны руководства за рационализаторскую смекалку, благо, главным инженером там работал ватик — старожил, приехавший в Израиль из Советского Союза в семидесятые годы.

Родители снимали трёхкомнатную квартиру в новом доме полностью меблированную и с хорошими электротоварами.

— Мама, как у вас хорошо и не скажешь, что это схерут (съём).

— А, что, мы должны жить, как свиньи в грязи?

Там жили, как люди и тут будет не хуже, правда Коля?

— Ещё бы, с такой, как ты хозяйкой и в аду был бы рай.

Белочка, а, когда мы купим свою квартиру, то вообще ты её превратишь в царский дворец.

— Купим, купим… где гарантов возьмём?

Вера не выдержала.

— Вы чего тут устраиваете проблему — Люба с Лёвой работают, а я пойду, как не рабочий гарант.

Папа отвернулся и пошёл на балкон покурить, а мама бросила сквозь зубы:

— Любка сказала, что мы от них гарантов не получим, она не собирается за нас сесть в тюрьму.

— Вот, кальба!

— Что ты сказала?

— Я сказала, что она сука, но не переживайте, мир не без добрых людей, есть у меня Наташка с Офером, Люда, жена Олега, уже работает на маскорот, то есть, на зарплату, не пропадём, ищите себе подходящее жильё, проскочим.

Заехала она на несколько часов и в Ашкелон, навестить к великой взаимной радости семью Олега Фрейдмана.

Они обменялись новостями.

Вера видела, как сопереживают ей Олег с Людой, последняя даже разревелась.