Теория каваии - [21]

Шрифт
Интервал

Первое, на что было указано вне зависимости от пола: слово каваии вошло в состояние «инфляции», прозвучали предостережения и критика по поводу того, что слово утрачивает свои изначальные семантические функции. «Часто в разговорах с друзьями вместо того, чтобы просто сказать „думаю, это хорошо!“, говорят каваии»; «Кажется, что тем, кто не говорит ничего, кроме каваии, очень не хватает выразительных средств»; «Когда кто-то по любому поводу восклицает: „Кяяяя!!!“[93] или „Каваииии!!!“, на самом деле он ничего не соображает». В связи с этим явлением один из опрошенных дал такой анализ: «В наше время, стоит только сказать каваии, сразу воцаряется атмосфера спокойствия. Если взять категорию каваии более широко, то у самого возникает чувство, будто успокаиваешься».

По поводу политической силы и власти, сосредоточенной в руках каваии, есть соображения следующего характера: «С помощью каваии тебя дурачат и водят за нос. Человеком, который хочет быть кавайным, легко манипулировать: его поведение делается надменным и высокомерным»; «Желающие называться каваии, по сути, мазохисты. Когда хочется в отношении кого-то сказать каваии, это на самом деле означает желание раскритиковать» — пишет молодой человек; уж не знаю, соответствует это женскому употреблению слова или нет. «Когда они (девушки) смотрят на меня снизу вверх, меня бросает в дрожь, это приятное ощущение, от которого возникает мысль: „Каваии!“»

Этот взгляд «снизу вверх» в первую очередь описывает фотографии поп-идолов. При этом он указывает скорее не на молодых людей, на которых пристально смотрят, а на девушек, которые смотрят таким образом: предпосылкой такого взгляда является то, что рост у девушек ниже; в подобном поведении можно усмотреть своего рода «политику пристального взгляда».

Унифицировать как мужское, так и женское многообразие взглядов на каваии трудно до такой степени, что глобальные выводы невозможны. С одной стороны, имеют место искренние признания: «Друзья-мальчики мне говорят, что я на все реагирую каваии. Но я не знаю, что сказать, кроме этого. Разве что „кууваин[94]“», а с другой — понятные соображения такого рода: «У женщин, которые одиноки, может быть ужасно милый тип лица, но словом каваии их назвать нельзя». Короче говоря, стандарты и критерии каваии у всех разные, иной раз может возникнуть неприятная ситуация, если один считает нечто кавайным, а другой так не считает — но вместе с тем, когда носишь кавайные вещи, это сказывается и на внутреннем состоянии: не просто внешний вид, но внутреннее состояние наполняет какая-то сила, и это близко к тому, что в культурной антропологии называется словом «мана», нечто вроде магического заклинания: «В старшей школе я ненавидела такие отношения, в которых все можно было уладить одним словом каваии, поэтому никому его и не говорила», — признается одна из опрошенных девушек.

Заканчивая с анкетами, приходится констатировать амбивалентность в том, что касается отношения современных студентов к каваии. Поддаваясь очарованию магической силы, заложенной в слове каваии, он (или она) в то же время чувствует отторжение и неприязнь ко всему, что с этим связано. Живя повседневностью, окруженной кавайными вещами, некоторые молодые люди испытывают неприятное чувство от того, что это слово бессмысленно используется направо и налево. Даже не считая себя каваии, они все равно хотят, чтобы их так называли, при этом ненужное, пустое каваии их раздражает и приводит в замешательство.

Подобная амбивалентность доказывает, что каваии — это громадный миф, охватывающий весь современный социум. Здесь я употребляю слово «миф» в смысле Леви-Стросса и Кереньи[95], а не в смысле источника мировых легенд и сказаний. Как писал Ролан Барт в своей ранней работе «Миф сегодня»[96], притворяться, что противоестественные фальшивки являются естественными и внеисторическими, — это просто умственный трюк[97]. В седьмой главе на примере соответствующих речевых оборотов я собираюсь показать, как медиа превращают девушек, включая множество студенток, в слой покупателей — то есть как происходит эта самая мифологизация в женских журналах.

Глава 4. Между прекрасным и гротескным

В предыдущей главе речь шла о том, что такое каваии в представлениях и жизни студентов и что они думают по этому поводу. Что это за конкретные вещи, которые создают и выстраивают сущность каваии? Извлечем на некоторое время эти важнейшие составляющие и попробуем их проанализировать. В четвертой главе обсуждается связь между каваии и гротеском, в пятой — связь этого понятия с чем-то малым и вызывающим тоску и ностальгию (яп. нацукасий), в шестой — отношение каваии к зрелому, состоявшемуся, завершенному.

Парадоксы каваии

Вообще говоря, слово каваии считается соседом-синонимом уцукусии («красивый», «прекрасный») и антонимом слова миникуй[98] («безобразный», «уродливый»). Но если углубиться в частности, выяснится, что оттенки смысла каваии и уцукусии во многом противоположны. Кроме того, нет нужды перечислять те случаи, когда безобразные и безвкусные вещи воспринимаются в качестве каваии


Рекомендуем почитать
Британские интеллектуалы эпохи Просвещения

Кто такие интеллектуалы эпохи Просвещения? Какую роль они сыграли в создании концепции широко распространенной в современном мире, включая Россию, либеральной модели демократии? Какое участие принимали в политической борьбе партий тори и вигов? Почему в своих трудах они обличали коррупцию высокопоставленных чиновников и парламентариев, их некомпетентность и злоупотребление служебным положением, несовершенство избирательной системы? Какие реформы предлагали для оздоровления британского общества? Обо всем этом читатель узнает из серии очерков, посвященных жизни и творчеству литераторов XVIII века Д.


Средневековый мир воображаемого

Мир воображаемого присутствует во всех обществах, во все эпохи, но временами, благодаря приписываемым ему свойствам, он приобретает особое звучание. Именно этот своеобразный, играющий неизмеримо важную роль мир воображаемого окружал мужчин и женщин средневекового Запада. Невидимая реальность была для них гораздо более достоверной и осязаемой, нежели та, которую они воспринимали с помощью органов чувств; они жили, погруженные в царство воображения, стремясь постичь внутренний смысл окружающего их мира, в котором, как утверждала Церковь, были зашифрованы адресованные им послания Господа, — разумеется, если только их значение не искажал Сатана. «Долгое» Средневековье, которое, по Жаку Ле Гоффу, соприкасается с нашим временем чуть ли не вплотную, предстанет перед нами многоликим и противоречивым миром чудесного.


Польская хонтология. Вещи и люди в годы переходного периода

Книга антрополога Ольги Дренды посвящена исследованию визуальной повседневности эпохи польской «перестройки». Взяв за основу концепцию хонтологии (hauntology, от haunt – призрак и ontology – онтология), Ольга коллекционирует приметы ушедшего времени, от уличной моды до дизайна кассет из видеопроката, попутно очищая воспоминания своих респондентов как от ностальгического приукрашивания, так и от наслоений более позднего опыта, искажающих первоначальные образы. В основу книги легли интервью, записанные со свидетелями развала ПНР, а также богатый фотоархив, частично воспроизведенный в настоящем издании.


Уклоны, загибы и задвиги в русском движении

Перед Вами – сборник статей, посвящённых Русскому национальному движению – научное исследование, проведённое учёным, писателем, публицистом, социологом и политологом Александром Никитичем СЕВАСТЬЯНОВЫМ, выдвинувшимся за последние пятнадцать лет на роль главного выразителя и пропагандиста Русской национальной идеи. Для широкого круга читателей. НАУЧНОЕ ИЗДАНИЕ Рекомендовано для факультативного изучения студентам всех гуманитарных вузов Российской Федерации и стран СНГ.


Топологическая проблематизация связи субъекта и аффекта в русской литературе

Эти заметки родились из размышлений над романом Леонида Леонова «Дорога на океан». Цель всего этого беглого обзора — продемонстрировать, что роман тридцатых годов приобретает глубину и становится интересным событием мысли, если рассматривать его в верной генеалогической перспективе. Роман Леонова «Дорога на Океан» в свете предпринятого исторического экскурса становится крайне интересной и оригинальной вехой в спорах о путях таксономизации человеческого присутствия средствами русского семиозиса. .


Ванджина и икона: искусство аборигенов Австралии и русская иконопись

Д.и.н. Владимир Рафаилович Кабо — этнограф и историк первобытного общества, первобытной культуры и религии, специалист по истории и культуре аборигенов Австралии.


История жены

Мэрилин Ялом рассматривает историю брака «с женской точки зрения». Героини этой книги – жены древнегреческие и древнеримские, католические и протестантские, жены времен покорения Фронтира и Второй мировой войны. Здесь есть рассказы о тех женщинах, которые страдали от жестокости общества и собственных мужей, о тех, для кого замужество стало желанным счастьем, и о тех, кто успешно боролся с несправедливостью. Этот экскурс в историю жены завершается нашей эпохой, когда брак, переставший быть обязанностью, претерпевает крупнейшие изменения.


От римской империи до начала второго тысячелетия

Пятитомная «История частной жизни» — всеобъемлющее исследование, созданное в 1980-е годы группой французских, британских и американских ученых под руководством прославленных историков из Школы «Анналов» — Филиппа Арьеса и Жоржа Дюби. Пятитомник охватывает всю историю Запада с Античности до конца XX века. В первом томе — частная жизнь Древнего Рима, средневековой Европы, Византии: системы социальных взаимоотношений, разительно не похожих на известные нам. Анализ институтов семьи и рабовладения, религии и законотворчества, быта и архитектуры позволяет глубоко понять трансформации как уклада частной жизни, так и европейской ментальности, а также высвечивает вечный конфликт частного и общественного.


Опасные советские вещи

Джинсы, зараженные вшами, личинки под кожей африканского гостя, портрет Мао Цзедуна, проступающий ночью на китайском ковре, свастики, скрытые в конструкции домов, жвачки с толченым стеклом — вот неполный список советских городских легенд об опасных вещах. Книга известных фольклористов и антропологов А. Архиповой (РАНХиГС, РГГУ, РЭШ) и А. Кирзюк (РАНГХиГС) — первое антропологическое и фольклористическое исследование, посвященное страхам советского человека. Многие из них нашли выражение в текстах и практиках, малопонятных нашему современнику: в 1930‐х на спичечном коробке люди выискивали профиль Троцкого, а в 1970‐е передавали слухи об отравленных американцами угощениях.


Мелкие неприятности супружеской жизни

Оноре де Бальзак (1799–1850) писал о браке на протяжении всей жизни, но два его произведения посвящены этой теме специально. «Физиология брака» (1829) – остроумный трактат о войне полов. Здесь перечислены все средства, к каким может прибегнуть муж, чтобы не стать рогоносцем. Впрочем, на перспективы брака Бальзак смотрит мрачно: рано или поздно жена все равно изменит мужу, и ему достанутся в лучшем случае «вознаграждения» в виде вкусной еды или высокой должности. «Мелкие неприятности супружеской жизни» (1846) изображают брак в другом ракурсе.