Теодосия и последний фараон - [17]

Я погладила табличку, затем снова завернула в фольгу и газеты.

– Молодец, – похвалила я Исиду, укладывая в корзинку табличку и накрывая ее фальшивым дном и подстилкой. – А вот я ужасно опростоволосилась с шаром.

Исида потерлась головой о мою ногу, словно желая утешить меня. Я взяла кошку на руки, зарылась лицом в ее мягкую шерстку. Немного успокоившись и набравшись новых сил, я подняла голову и, глядя прямо в ярко-зеленые глаза Исиды, подробно рассказала ей обо всем, что случилось со мной за сегодняшний день.

Когда я дошла до истории о том, как потеряла шар бога Ра, Исида прекратила «месить» меня своими лапками и принялась внимательно слушать, при этом взгляд ее золотисто-зеленых глаз стал осуждающим. Или мне это просто показалось?

– На самом деле я не виновата, – сказала я кошке. – Я оказалась в опасности, нужно было спасаться, и все произошло так стремительно… Знаешь, такое с каждым могло случиться.

Исида моргнула, подумала и снова принялась «месить» меня, цепляя платье своими острыми коготками.

– Не думаю, что ты можешь отправиться в город и поискать мой ридикюль, верно?

Исида ничего не ответила.

Едва не плача от отчаяния, я подошла к двери, вытащила из-под нее подушку, отнесла ее на кровать, а затем встала у окна.

«Гаджи, конечно, рассказал мне, где находится та конюшня, но, черт побери, отыскать ее в незнакомом чужом городе будет не проще, чем иголку в стоге сена, – думала я, глядя сквозь окно на крыши домов. – Как мне попасть в этот идиотский Старый квартал, не зная ни слова по-арабски? А если даже попаду, что дальше? В Каире, наверное, сотни торговцев коврами – как найти среди них того одного, который мне нужен? Того, за лавкой которого находится конюшня».

Чем дольше я размышляла над всем этим, тем сильнее чувствовала безысходность своего положения. Может, прилечь ненадолго, чтобы сосредоточиться?

Я легла на кровать, уставилась в потолок, медленно поглаживая пристроившуюся рядом Исиду, а затем в мою дверь негромко постучали.

– Да? – воскликнула я.

– Ты уже переоделась к обеду, милая? – послышался мамин голос. – Уже пора спускаться в ресторан.

– Нет, мама. Что-то не хочется мне идти.

Послышался звук открывшейся двери, шелест юбок, и вот мама уже стоит рядом с кроватью, на которой я лежу. Она посмотрела на меня своими чудесными встревоженными глазами и спросила:

– Что с тобой, моя дорогая? Ты не заболела?

Ах, как мне хотелось обо всем рассказать маме, выложить ей все-все-все! И как же я устала хранить тайны! От этого у меня постоянно болит голова.

Сегодня я с самого полудня только и размышляю над тем, как бы это объяснить маме, с кем она пила сегодня чай в кабинете директора Службы Древностей. И рассказать, что фон Браггеншнотт, которого она знает как торговца антиквариатом с сомнительной репутацией, на самом деле совсем другой человек. Но если я попытаюсь предупредить маму насчет фон Браггеншнотта, она непременно захочет узнать, откуда мне все это известно. А чтобы это объяснить, придется рассказать маме буквально все, но именно этого я поклялась не делать. Замкнутый круг какой-то!

– Голова у меня немного болит, – сказала я. – Наверное, я слегка перегрелась на солнце.

– В таком случае тебе, наверное, нельзя будет участвовать в раскопках, – нахмурилась мама.

Проклятье! Не хватает еще из-за этих тайн лишиться единственной радости, которую сулит наше путешествие!

– А может, солнце здесь и вовсе ни при чем, возможно, на меня так толпа подействовала. Я чувствовала себя там не в своей тарелке. Да еще потерялась.

– Да, да, – сказала мама, и ее лицо побледнело. – Ты должна быть внимательнее и следить, чтобы такое больше не повторилось, ты поняла? Мы не дома, не забывай. Ходить по Каиру и ходить по Лондону – две большие разницы.

Я подумала, что это нечестно со стороны мамы – обвинять в том, что я потерялась, только меня.

– Ты заставила меня сильно перепугаться, Тео, – мягко продолжила мама. – Я никогда не простила бы себе, случись с тобой что-нибудь.

Мама приложила свою руку к моей щеке, и от удовольствия я зажмурила глаза.

– Прости, мама. Я не думала, что так получится. Толпа была такая большая, что я просто растерялась. Все кричат, пихаются, толкаются…

– Тсс. Я знаю, дорогая. Теперь все позади, все хорошо. Давай-ка я приложу тебе ко лбу холодный компресс. – Она прошла к умывальнику, намочила свой платок, отжала, затем вернулась и положила его мне на лоб. От мокрого платка тонко пахло мамиными духами, сиренью. – Я пойду вниз и распоряжусь, чтобы тебе прямо сюда принесли чашку бульона и тост, хорошо?

– Отлично. Спасибо, мама.

Она наклонилась, поцеловала меня в щеку, а затем направилась к двери.

– Мама?

– Что, милая?

– А можешь попросить, чтобы принесли еще сардин для Исиды?

Мама помолчала и только после долгой паузы ответила:

– Хорошо. Значит, бульон, тост и сардины.

Затем она закрыла за собой дверь, и я снова осталась одна.

Ну, все, хватит ныть, хватит жалеть себя… Хватит. Пора разработать план. Иными словами, придумать ряд действий, которые позволят мне… одним словом, план должен быть хорошим, вот и все. Да, очень не хочется смиряться с потерей золотого шара, но его поиски, как мне кажется, дело совершенно безнадежное. Табличка – дело другое, она намного важнее шара, потому что может привести любого, в том числе и Змей Хаоса, к хранилищу, где полно таких же могущественных артефактов, как шар, а может быть, и посильнее даже. Так что забудьте, дорогая Теодосия Трокмортон, о потере золотого шара и сосредоточьте все свое внимание на том, чтобы не дать слугам Хаоса завладеть Изумрудной табличкой.