17 декабря 1906
Я не верю Клайву Фагенбушу.
Разве можно доверять человеку с такими густыми, черными, как щетка, бровями и от которого пахнет вареной капустой и маринованным луком? Кроме того, я подозреваю, что он что-то замышляет. Более того, мне кажется, что это, как обычно, имеет какое-то отношение ко мне самой.
Но что может возразить одиннадцатилетняя девочка второму помощнику хранителя, даже если она дочь Главного хранителя музея и к тому же умнее большинства своих сверстниц. Во всяком случае, именно так обо мне обычно говорят, и, честно признаться, я не принимаю это за комплимент. Насколько мне известно, взрослым нет никакого дела до того, насколько умны дети.
Взрослые всегда сами по себе и держатся вместе, а на детей обращают внимание только тогда, когда они болеют или сильно поранятся.
Во всяком случае, со мной дело обстоит именно таким образом. Мой отец служит Главным хранителем Музея легенд и древностей, второго по величине во всем Лондоне. Вот почему почти все время я провожу, слоняясь одна по этому старому зданию. Мне не обидно. Правда. Ну, разве что немножко. Конечно, мне было бы приятно, если бы папа хоть иногда вспоминал о моем существовании… Однако у меня и без этого есть чем заняться. Музей хранит в себе столько тайн, а у меня, как оказалось, имеется способность выискивать их. Кроме того, я чувствую древние проклятия. Вы даже не представляете, сколько в музее вещей, заряженных злой, черной египетской магией.
Да взять, к примеру, хотя бы ящик, который привезли от мамы сегодня утром.
Услышав звонок, я поспешила вниз, к задней двери, которую уже начали открывать двое наемных служащих музея, Дольдж и Суинни. Сквозь открывшуюся дверь внутрь начал просачиваться желтый, похожий на жидкий пудинг, туман – знаменитый лондонский смог. Снаружи у дверей переминался возле своей телеги и дул на озябшие пальцы извозчик. Над облучком, с которого он спрыгнул, горели фонари, похожие в густом тумане на два размытых светлых шара. Суинни выскочил наружу, и они вместе с извозчиком сняли с телеги и потащили в музей большой ящик.
Когда они проходили мимо меня, я наклонилась, чтобы прочитать этикетку – ящик прибыл из Египта, из города Фивы! Значит, это первый ящик, который мама послала по морю из Долины Царей! Первый, но, надо полагать, далеко не последний.
Как только ящик поставили на пустой рабочий стол, извозчик поправил съехавшую с головы кепку и поспешил назад, к своей телеге. Дольдж с громким лязганьем закрыл за ним входную дверь.
К этому времени вниз спустились хранители музея. Они встали вокруг стола и приготовились наблюдать за тем, как папа открывает ящик. Просунувшись ближе к столу, я увидела, что папа вновь не надел перчатки. Мои-то перчатки были на мне.
– Папа!
Он обернулся, не отрывая рук от ящика, и спросил:
– Что, Теодосия?
– Не боишься занозить руки?
Все стоявшие возле стола взрослые обернулись и как-то странно посмотрели на меня.
– Глупости, – сказал папа.
Разумеется, занозы были тут совсем ни при чем, они меня совершенно не волновали, но не могла же я сказать отцу, что меня на самом деле беспокоит!
Взрослые вновь перенесли все свое внимание на ящик, а я начала протискиваться к отцу, надеясь добраться до него раньше, чем он притронется к тому, что прислала мама. Мимо Дольджа и Суинни мне удалось пробраться без проблем, а вот с Фагенбушем оказалось сложнее. Он недовольно покосился на меня, я ответила ему таким же взглядом.
Оказавшись, наконец, рядом с отцом, я залезла в кармашек своего передника – в этот момент папа как раз погрузил свои ладони внутрь ящика. Я осторожно вытащила свой маленький амулет-оберег и опустила его в карман папиных брюк. К сожалению, сделать это незаметно мне не удалось. Папа оторвался от ящика и сердито взглянул на меня.
– Что ты тут делаешь?
– Ничего. Просто хотела рассмотреть получше. Я же здесь самая маленькая, ты же знаешь, папа, – ответила я и, чтобы переключить его внимание снова на ящик, спросила, вытягивая шею: – Как ты думаешь, что нам мама прислала на этот раз?
– Именно это я и пытаюсь, наконец, увидеть, – нетерпеливо сказал папа и тут же, к счастью, забыл обо мне, потому что снова погрузил руки внутрь ящика и осторожно, торжественно вытащил оттуда прелестную черную статую кошки. Я знала, что эту кошку зовут Бастет, и она считалась у древних египтян богиней плодородия и домашнего очага.
Стоило мне взглянуть на статуэтку, как по всему позвоночнику у меня побежали мурашки – казалось, тысячи жучков вышли на парад и идут у меня вдоль спины, перебирая своими ледяными лапками. Моя дремавшая под рабочим столом кошка Исида – настоящая, живая – тоже взглянула на статую, громко мяукнула и тут же скрылась в неизвестном направлении. Я поежилась. Да, мама вновь прислала в музей предмет, буквально переполненный древней злой темной магической силой.
– С тобой все в порядке, Тео? – спросил меня первый помощник хранителя по имени Найджел Боллингсворт. – Тебя лихорадит, ты не заболела?
Он посмотрел на меня внимательно и сочувственно, не то что стоявший рядом с ним Фагенбуш – этот покосился так, словно я была какой-то дрянью, которую притащила сюда с помойки моя Исида.
