Тени восторга - [9]

— Ну-с, мистер Ингрэм, — сказал он, пожимая руки, — не ожидал увидеть вас здесь.

— Да вот, — снова замялся Роджер, — я сопровождал… — он завершил объяснение, представив своих спутников.

— Ну, разумеется, кто же не слышал имя сэра Бернарда, — сказал Консидайн. — Это же вы объяснили нам все о желудке?

— Думаете, это так важно? — ответил сэр Бернард.

Консидайн пожал плечами.

— Пока человеку без желудка не обойтись, — серьезно сказал он, — однако будем надеяться, что это ненадолго. В общем-то, очень ненадежная штука, как вы полагаете?

— Чем же прикажете довольствоваться, — возразил сэр Бернард, — за неимением лучшего?

— Но разве у нас нет лучшего? — спросил Консидайн. — Мы же не такие бедолаги, как Розенберг, который не сумел жить воображением. И вот, несмотря на свой ум и желудок, умер не насытившись.

— Обычно человек считает, что пока ему не прожить что без ума, что без желудка, — продолжал странную полемику сэр Бернард.

— «Обычно! Пока!» — воскликнул Консидайн. — Надо смотреть дальше и шире! Когда люди любят, когда они в пылу созидания, когда они горят верой, какой им тогда прок что от ума, что от желудка?

— Это ненормальные состояния, — не согласился сэр Бернард. — В них попадают, но из них возвращаются.

— Тем более жаль, — внезапно сказал Роджер. — Вы знаете, это правда. В состоянии подлинного восторга кажется, что пища не нужна.

— Именно, — улыбнулся ему Консидайн. — Поэты вас чему-то да научили, мистер Ингрэм.

— Но человек действительно возвращается, — как-то жалобно возразил Роджер, — и «тогда ему нужны и пища, и рассудок», — добавил он.

Консидайн внимательно смотрел на него.

— А как по-вашему, так ли уж нужно возвращаться? — спросил он, понизив голос.

Роджер нетерпеливо ответил:

— О черт, да откуда мне знать? Я просто говорю, что человек возвращается. А нужно или не нужно — понятия не имею! И то, и другое глупо.

— Ну, не так уж и глупо, — ответил Консидайн тихим рокочущим голосом.

Слова повисли в тишине, словно бросая вызов. Роджер стоял, притопывая ногой по тротуару. Филипп терпеливо ждал. Наконец сэр Бернард спросил:

— Вы случайно не знакомы с наследниками, мистер Консидайн?

Глаза Консидайна вспыхнули.

— Ну вот, — сказал он, — хотите иронии — получите. Да, я их знаю — по крайней мере, знаю о них. Когда-то я вообще хорошо знал эту семью. Они правоверные евреи, живут в Лондоне, потому что им не на что вернуться в Иерусалим. Терпеть не могут лондонских язычников. Фанатично — вы бы сказали, безумно — привержены традициям Израиля. Кстати, они обходятся почти без пищи, сэр Бернард, изучают Закон и им же питаются. Они в самом деле пережили второе рождение и существуют в ином мире, не в том, в котором были рождены. Как вы думаете, что они сделают с состоянием Саймона Розенберга и его драгоценностями?

— Полагаю, они могут от них отказаться, — сказал сэр Бернард.

— А не могут ли они воспользоваться ими, чтобы улучшить положение в Палестине? — спросил Филипп, желая показаться заинтересованным.

Консидайн посмотрел на Роджера, который сказал:

— Я не знаю обычаев Израиля. Насколько они ценят драгоценности и вообще состояния?

— И сочтут ли они это состоянием? — подхватил Консидайн. — И я не знаю. Но именно еврей увидел основание Святого города в такой красе, что для описания только и подходили названия драгоценных камней.[7] Мы думаем о драгоценностях главным образом как о богатстве, но я сомневаюсь, что Иоанн Богослов думал так же, и сомневаюсь, что Розенберги так подумают. Однако, как одному из душеприказчиков, мне скоро придется это выяснить.

— Весьма интересно, — сказал сэр Бернард. — Дорогой мой мистер Консидайн, пожалуйста, дайте нам знать. И вообще, заходите ко мне как-нибудь пообедать. Я хочу выяснить у вас кое-что еще.

Собиравшийся прощаться Консидайн замер.

— Вы? У меня? Что же именно?

— Сущую безделицу, — небрежно ответил сэр Бернард. — Я хотел бы узнать, какое отношение вы имеете к вашей фотографии, сделанной мною пятьдесят лет назад.

Роджер вытаращил глаза. Филипп неловко шелохнулся: его отец вел себя на редкость нелепо.

— Моя фотография, — тихо повторил Консидайн, — которую вы сделали пятьдесят лет назад?..

— Прошу прощения, — улыбнулся сэр Бернард. — Человек на снимке очень похож на вас. Но если вы не усовершенствовали желудок вопреки представлениям современной медицины, возможно, я и ошибаюсь. Я бы не стал вас беспокоить, если бы тут не затесались другие темы для обсуждения: драгоценности, пищеварение и обычаи Израиля. Надеюсь, вы не посчитаете такие разговоры «простыми», как этот бедолага-следователь? Ну, вот и заходите, буду рад вас видеть.

Консидайн ослепительно улыбнулся.

— Я толком не знаю, сколько еще пробуду в Англии, но все возможно… Позвоните мне через день-другой? Мой адрес: Хэмпстед, Резерфорд-Гарденс, 29.

— Ну, пока, — сказал Роджер, — нам сюда. Моя бальзамировочная мастерская здесь, — язвительно добавил он.

Слегка удивленный, сэр Бернард посмотрел на него. Роджер поймал его взгляд и кивнул на Консидайна.

— Он знает, — сказал он. — Здесь я бальзамирую поэтов самыми известными пахучими составами и тому подобным, но делаю это на совесть. Затем выставляю мумию посетителям по столько-то с носа. Живое им меньше нравится. Ну а я с этого живу, так что, думаю, все в порядке. Несомненно, бальзамировщики фараона были довольно приятными людьми. Их не призывали ко всякой ерунде, вроде следования за огненным столпом среди расступившихся морских вод.