Тени восторга - [10]

Шрифт
Интервал

— Именно такой огненный столп вас сейчас и гложет, — сказал Консидайн. — Вы стоите у порога двери, в которую вошел Ангел Смерти, но не вашей.

— Если бы я мог в это поверить… — уныло отозвался Роджер. — Пригласите и меня на обед тоже, сэр Бернард. Я хочу задать мистеру Консидайну несколько вопросов о Возвращенном Рае.

Глава третья

ВОЗЗВАНИЕ ВЕРХОВНОГО ИСПОЛНИТЕЛЯ

Когда этим вечером Филипп добрался домой, по городу ползли уже самые дикие слухи об африканских событиях. В последние дни дела в конторе шли неважно. Как и предполагал сэр Бернард, толку там от Филиппа не было никакого. Мунро уже несколько недель не подавал вестей. Самоубийство Розенберга и, что еще неприятнее, его завещание озадачили и очень обеспокоили Стювесантов. Перспективы развития бизнеса утонули в крови, и никто не имел ни малейшего понятия, что будет дальше. К середине дня удалось разыскать наследников Розенберга, они жили в меблированных комнатах на верхнем этаже в Хаундсдиче, им прислуживала пожилая женщина их веры. Попытки взять у них интервью потерпели полный крах — братья решительно отказались говорить хоть что-нибудь. Конечно, в вечерних газетах появились шаржи на двух ортодоксальных иудеев, но это была плохая замена словам, и ситуация ничуть не прояснилась. Даже правительственные чиновники проявили некоторый интерес, и не одна высокопоставленная особа с сомнением изучала рисунки в газетах. Оба брата, похоже, не осознавали ответственности своего нынешнего положения. Два старых, бородатых и злых лица глядели на Англию со страниц периодики. Англия тоже глядела на них, забыв о своих интересах. Главный раввин категорически отказался давать интервью. Мистера Консидайна пытали долго, но безуспешно. Он отказался предсказывать чужие намерения. Из слов Консидайна следовало только, что нет никакой нужды будоражить общественность, что чувство здравого смысла (которым, как он заявил, евреи обладают в полной мере) отличает действия братьев Розенберг и что в нынешнее тяжелое время нужно отмести любые расовые предрассудки. Под этим, как понял Филипп, он имел в виду, что расовые предрассудки в отношении Африки должны поглотить остальные, как змей Аарона поглотил других.[9] Филиппу показалось странным, что это говорил тот же Консидайн, который на ступеньках здания суда намекал Роджеру, что в нем горит огненный столп. В других газетных колонках продолжали твердо придерживаться расовых предрассудков.

В них были статьи антропологов с рисунками негритянских голов, статьи путешественников с фотографиями краалей, статьи статистиков с колонками цифр, статьи историков с репродукциями рисунков Васко да Гамы, Тутмоса III, Чаки[10] и других, статьи епископов и знаменитых проповедников из миссий с фотографиями негров-христиан, обращенных и одетых, статьи политиков о балансе сил в Африке с причудливо раскрашенными картами, статьи военных экспертов о возможной стратегии и тоже с картами, испещренными толстыми стрелками. Были и письма от миротворцев и инвалидов войны. Короче говоря, присутствовали все признаки интереса, которые, как полагали, испытывает публика. В конце концов Филипп отбросил их и вернулся к размышлениям.

За исключением того замечания об огненном столпе и таинственной отсылке к основаниям Нового Иерусалима, он не заметил в словах Консидайна ничего особенного, но эти две вещи заметно выделялись. Если бы Консидайн явно не был… ну, джентльменом, Филипп заподозрил бы его в принадлежности к Армии Спасения. Конечно, он говорил с Роджером, а речь самого Роджера склонна к неуравновешенности. Порой в компании отца, Роджера и даже крестного, с его отказом от мщения за мучеников, Филипп чувствовал себя окруженным непонятными чудаками. Он с облегчением и восхищением подумал о Розамунде: вот уж в ком не было ни малейшей чудаковатости. Она была такой правильной, такой спокойной, такой прекрасной! Она была чем-то вроде центра, а все остальные в причудливых позах трепыхались вокруг. Филипп подумал, что у нее самой нет никакого «вокруг», сам не зная, насколько он близок к определению святого Августина: «Господь — это круг, чей центр повсюду, а окружность — нигде». Она была маленькой и грациозной, и двигалась словно бы небольшими рывками, как газель. И все же она была сильной, просто сила в ней прикидывалась слабостью. Нет, не так, ведь она в конце концов все-таки нуждалась в защите в его защите, она была достаточно сильной, чтобы не нуждаться ни в чьей другой защите, но достаточно слабой, чтобы нуждаться в нем. Филипп относился к этому очень серьезно, и возможно, он не очень ошибался в устройстве вселенной. В любви он был крайне наивен, а ужасные парадоксы, существующие в этой высокой страсти и нарушающие доводы рассудка, были для него естественны скорее благодаря его невинности, чем его самовлюбленности. Невинность могла бы обернуться самовлюбленностью, искренняя вера сердца — усугубиться его гордыней и превратиться из простоты в глупость. Но сейчас он был сильно влюблен и в любви еще не достиг возраста, способного на грех. Он еще был новорожденным, зрелость морализирующего ума была еще далеко впереди.


Еще от автора Чарльз Уолтер Стансби Уильямс
Старшие Арканы

Сюжет романа построен на основе великой загадки — колоды карт Таро. Чарльз Вильямс, посвященный розенкрейцер, дает свое, неожиданное толкование загадочным образам Старших Арканов.


Иные миры

Это — Чарльз Уильямc. Друг Джона Рональда Руэла Толкина и Клайва Льюиса.Человек, который стал для английской школы «черной мистики» автором столь же знаковым, каким был Густав Майринк для «мистики» германской. Ужас в произведениях Уильямса — не декоративная деталь повествования, но — подлинная, истинная суть бытия людей, напрямую связанных с запредельными, таинственными Силами, таящимися за гранью нашего понимания.Это — Чарльз Уильямc. Человек, коему многое было открыто в изощренных таинствах высокого оккультизма.


Канун Дня Всех Святых

Это — Чарльз Уильяме Друг Джона Рональда Руэла Толкина и Клайва Льюиса.Человек, который стал для английской школы «черной мистики» автором столь же знаковым, каким был Густав Майринк для «мистики» германской.Ужас в произведениях Уильямса — не декоративная деталь повествования, но — подлинная, истинная суть бытия людей, напрямую связанных с запредельными, таинственными Силами, таящимися за гранью нашего понимания.Это — Чарльз Уильяме Человек, коему многое было открыто в изощренных таинствах высокого оккультизма.


Война в небесах

Это — Чарльз Уильямc. Друг Джона Рональда Руэла Толкина и Клайва Льюиса.Человек, который стал для английской школы «черной мистики» автором столь же знаковым, каким был Густав Майринк для «мистики» германской. Ужас в произведениях Уильямса — не декоративная деталь повествования, но — подлинная, истинная суть бытия людей, напрямую связанных с запредельными, таинственными Силами, таящимися за гранью нашего понимания.Это — Чарльз Уильямc. Человек, коему многое было открыто в изощренных таинствах высокого оккультизма.


Сошествие во Ад

Старинный холм в местечке Баттл-Хилл, что под Лондоном, становится местом тяжелой битвы людей и призраков. Здесь соперничают между собой жизнь и смерть, ненависть и вожделение. Прошлое здесь пересекается с настоящим, и мертвецы оказываются живыми, а живые — мертвыми. Здесь бродят молчаливые двойники, по ночам повторяются сны, а сквозь разрывы облаков проглядывает подслеповатая луна, освещая путь к дому с недостроенной крышей, так похожему на чью-то жизнь…Английский поэт, теолог и романист Чарльз Уолтер Стэнсби Уильямс (1886–1945), наряду с Клайвом Льюисом и Джоном P.P.


Место льва

Неведомые силы пытаются изменить мир в романе «Место льва». Земная твердь становится зыбью, бабочка способна убить, птеродактиль вламывается в обычный английский дом, а Лев, Феникс, Орел и Змея снова вступают в борьбу Начал. Человек должен найти место в этой схватке архетипов и определиться, на чьей стороне он будет постигать тайники своей души.


Рекомендуем почитать
Дом в Порубежье

Два английских джентльмена решили поудить рыбу вдали от городского шума и суеты. Безымянная речушка привела их далеко на запад Ирландии к руинам старинного дома, гордо возвышавшегося над бездонной пропастью. Восхищенные такой красотой беспечные любители тишины и не подозревали, что дом этот стоит на границе миров, а в развалинах его обитают демоны…Уильям Хоуп Ходжсон (1877–1918) продолжает потрясать читателей силой своего «черного воображения», оказавшего большое влияние на многих классиков жанра мистики.