Тени под мостами - [11]

Некую дополнительную однородность разномастным особнякам вдоль его пути придавали и явно нарочито похожие друг на друга бронзово-деревянно-стеклянные двери подъездов, перед которыми на тонких металлических ножках вытягивались несколько провисавшие складчатые брезентовые козырьки, и не отличимые в своей униформированной однородности фигуры дюжих швейцаров, маячившие где-то на полпути между пробивавшимся во входы дневным светом и не допускающим взглядов докучливых и любопытных прохожих в свою приватную глубину сумраком необъятных холлов.

Да, неплох домик... И этот ничего... Интересно, если настоящий дождь, то неужели эти козырьки от чего-то действительно спасают?.. Господи, ну и рожа за стеклом! Где это такую образину откопали? Его бы надо подальше от стекла

держать - людей поберечь... А этот-то, этот - золото, позументы, аксельбанты, что там еще бывает? - и все на одном, но выглядит как африканский президент... И

лицо - такое бы и хозяину иметь не стыдно, что ему, делать нечего, как охранником подрабатывать? А интересно, они что, в магазины сами за два квартала ходят, если какую мелочь надо? Или все тех же швейцаров посылают? Но это вряд ли... А я Юльку не могу в соседний дом за хлебом сгонять скандала на час... В общем, ничего - ходить здесь вполне приятно... Только вот этого бы салатового я бы перекрасил... Так, здесь нам за угол... Точно... Пришли.

Он, и правда, пришел, поднялся на положенный этаж, был встречен положенным образом, радостно кивнул знакомому торговому представителю из центрального правления фирмы - тот, как и обещал, сумел-таки вырваться: заказ-то не из маленьких, - занял положенное место за большим, темного дерева столом и до самого вечера, с двумя только короткими перерывами на ланч и кофе, прорабатывал вместе с целой командой фирмачей первые десять страниц предполагаемого контракта (так и рассчитывали: шесть дней по десять страниц - это и будет как раз шестьдесят, потом попадает воскресенье только отдыхать, и все тут, хватит и того, что субботу работать придется это уже будет семь, а еще пару дней на окончательную обкатку и подписание, как раз).

Обратно он шел уже вполне сформировавшимся из густого городского воздуха вечером и непроизвольно пытался совместить у себя в голове залитые электрическим светом всех возможных цветов и оттенков сооружения, горящая внутренность которых рвалась наружу под ноги, и взгляды тех самых прохожих, от которых стыдливо пряталась еще несколько часов назад и совершенно оттесняла в темноту, в ночь, в полное несуществование лепнинную, кирпичную или стекло-бетонную оболочку, с запомнившимися ему по утренней прогулке аристократическими хибарами, за надменной материальностью которых было, казалось бы, на веки вечные - а на самом деле только до электрического вечера! - спрятано их содержимое. Через несколько кварталов это даже превратилось в некую игру - проходя мимо очередного вывернутого наизнанку дома, он старался по памяти одеть его светящееся пространство в ограничивающую его от окружающего мира дневную оболочку и даже подставить на место подсвечиваемого изнутри силуэта с неразличимым снаружи лицом того именно швейцара, чья внешность вроде бы запомнилось ему в этом самом месте поутру. И хотя полной уверенности, что он расставил все кусочки разобранной наружной темнотой картинки точно по местам, не было - ну, хорошо, попробовать узнать дневной облик здания в мешанине глубоких теней и освещенных выступов было еще можно, например, потоптавшись минуту-другую на узеньком пространстве между символическим заборчиком из металлических колышков и все еще гудящей от машин мостовой, но уж развешивать страшноватые, добрые или надменные лица по торчащим в дверях силуэтам с мощными подложенными плечами он мог только на полный угад и без всяких шансов на проверку, - обратный путь он прошел с удовольствием и даже как-то весело. В общем, первый день удался вполне, и он уже не жалел о непредоставленном номере в непосредственной близости от фешенебельной залы для переговоров.

На следующий день, откушав поданного в номер завтрака - да, сервис, все-таки! - он заторопился в ставший на удивление быстро знакомым путь вдоль символических оград, разноцветных тентов и изысканных стен. Основная городская жнзнь металась где-то страшно далеко, квартала за два, а тут, в отсутствие одинаково по всему миру толкающихся утренних прохожих, он вновь мог коротать путь за разглядыванием всех этих фасонистых обиталищ, с неторопливостью гурмана выбирая самые интересные дома и ограды, чтобы полюбоваться на них подольше, и небрежно отметая глазом все более обычное, а потому и менее интересное. В нескольких местах он начинал наслаждаться воображаемым видом еще до того, как добирался до точки, с которой выплывала на первый план реальная картина: память первой встречи незаметно, но основательно уложила все, что требовалось хозяину, в положенные сундучки и теперь как-то сама по себе распаковывала их опять, чтобы и ему потрафить, и себя показать.

Притормозив на несколько секунд у трехэтажного темно-розового особняка с непропорционально широкими окнами по фасаду и с чуть различимыми под скрывающей прошлое краской остатками каких-то нелепых украшений, что струились между его окнами в былой жизни, он решительно устранил его из объектов для разглядывания, тем более что за зеленоватым стеклом входной двери маячила памятная по вчерашнему дню жуткая и даже как-то перекошенная физиономия швейцара. А вот через два дома он задержался подольше - здесь из острого угла темной черепичной крыши наземь выливались потоки стекла, разделяемые на тонкие полоски блестящими металлическими лезвиями и надменными благородно-серыми полотнищами каменного происхождения.