Тени и отзвуки времени - [95]
Еще одна компания сидела на скамейке у самой дороги. Они уже отужинали и теперь, ковыряя во рту зубочистками, спорили: нанимать ли им отдельную лодку или везти свой груз вместе со всеми. К этому городку сходилось несколько дорог из свободных районов Вьетбака[169], и потому народ здесь встречался самый разный.
А по шоссе все шли и шли люди — с факелами, с фонарями. На обочинах жгли обрезки резины и старые автомобильные покрышки. В неясных багровых отсветах огня виден был стлавшийся по земле горький густой дым. Темными силуэтами мелькали люди. Они окликали друг друга, громко пели и смеялись. Поодаль, у костра, плясали девушки и парни. Все это вдруг напомнило Кхэу ночные праздники, когда народ встречал солдат, взявших штурмом французские форты на дороге номер четыре[170].
— Дедушка, — спросил он, — не знаете ли, где здесь можно переночевать?
— Сейчас это очень трудно, — покачал головой старик. — В каждом дому полно постояльцев. Приезжие еще днем сговорились. Можно, конечно, у меня в мастерской переспать. Там, правда, тесновато да и неприбрано. Но ваши товарищи не брезгуют, останавливаются…
Кхэу, само собою, раздумывать не стал. Он попросил у старика разрешения пойти вперед; надел вещмешок и вышел на дорогу. Купив на всякий случай два пучка бамбуковой лучины, он вскоре шагал уже по шоссе.
Винь увидала Кхэу издалека и окликнула его:
— Ну, как базар?!
— Базар-то что, главное — поел на славу в вашей харчевне. Сто лет не пробовал рыбы с креветками. И вообще, мне сегодня везет: отец ваш позволил даже переночевать у него в мастерской.
— Правда? Тогда давайте я сбегаю куплю масла для лампы. Вы, верно, ночью работать будете? Друзья моего брата Кха, когда ночуют у нас, всю ночь что-то пишут, пишут…
— Нет-нет, я писать ничего не собираюсь. Вы угостите меня лучше апельсинами. Вон они у вас какие крупные! Эх, ребятам бы в госпиталь по апельсину — то-то бы радость была. Как началась война, мы о таких вещах забыли.
— Верно. А теперь людей ничем не удивишь. Возьмите хоть фотокарточки. Раньше их отродясь никто и не видывал, а сейчас у каждого фото есть. Кха говорит, чей мешок ни возьми, найдешь целый альбом; тут тебе и семейные портреты, и военные снимки. У нас городок — всего ничего, а целых три… нет, даже четыре фотоателье. Иду как-то мимо, а там пленки висят, сушатся — и бой на них, и привал, и самодеятельность. Командиры с солдатами оставили, чтобы проявили по науке.
Кхэу, улыбнувшись, подошел к маленькому столу, какие бывают у школьников. За столом, у плошки, в которой горел торчавший из масла фитилек, сидел и листал толстенную книгу мальчишка лет тринадцати. Винь поглядела на него и сказала:
— Лай, уступил бы ты гостю место. И принеси, пожалуйста, апельсины.
Но Кхэу положил руки мальчишке на плечи и, удержав его за столом, стал вместе с ним разглядывать фотографии — книга оказалась фотоальбомом. На самой большой карточке он узнал старика-сапожника с женой, Винь, Лая, а рядом с ними стоял неизвестный красивый рослый парень в пилотке. Они были увековечены фотографом у самых дверей харчевни. Вывеска оказалась в кадре, и можно было без труда прочитать надпись: «Харчевня «Свежесть».
— Это твой брат Кха? — спросил у мальчика Кхэу.
— Вы его знаете? Скажите, правда, что у них скоро будет наступление?
Кхэу ему отвечал уклончиво, что, мол, в свое время все начнут наступать, и врагу тогда придется туго. Потом он отошел к большому квадратному столу, стоявшему посередине комнаты.
Мужчина в иностранном военном мундире поднялся со стула и, дожидаясь, пока с него получат деньги, говорил сидевшему за столом вьетнамцу (по всему судя, это был артиллерийский офицер):
— Ну, если они снова завели старую песню, значит, история их ничему не научила. Водители транспортеров — молодцы! Они прошли во Вьетбаке хорошую школу. Я-то их видел еще в сорок седьмом году на понтоне у Бинька, когда девять орудий до полудня не могли переправить. Я предпочел тогда не критиковать их. Первый шаг всегда труден. Зато теперь, после трех лет войны, я восхищаюсь ими, считаю их гордостью революционной армии Вьетнама!..
Военные вскоре ушли. Лай, Кхэу и Винь уселись за большой стол и втроем взялись за фотоальбом. Кхэу прихлебывал апельсиновый сок из стакана.
Вдруг откуда-то издалека донеслась гулкая барабанная дробь. Они прислушались и узнали особенный звонкий голос барабана «эть» с медным корпусом, на нем обычно играют дети. Барабанная дробь приближалась, теперь стали слышны и ребячьи голоса, выводившие строевую песню.
— Военная школа идет. — Винь улыбнулась братишке. — Кадеты живут теперь неподалеку от нас. Наверно, готовятся к празднику.
— Ты уж, сестрица, в следующий раз обязательно поговори с Кха: пора и меня отдавать в училище. Да ты не смейся. Дома у меня одна радость — варить кофе и яйца. А в училище я хоть песням научусь.
