Тени и отзвуки времени - [31]
На это клюнули все.
«Шерше ля фам! Ля фам…»
Они уже думали, что жизнь никогда больше не сведет их вместе. Ведь и светила из созвездий, в разное время восходящих на небосвод, — скажем, Ориона и Скорпиона (ученость — великая вещь!), — даже светила, бывает, не встречаются друг с другом.
Но небеса усадили их в один и тот же экспресс. И теперь они жили оба в Тханьхоа и даже дружили домами. Нет, будем точны: «Они поневоле жили оба в Тханьхоа и поневоле дружили»… Фактически они вращались в различных духовных мирах, и орбиты их — чисто внешне — пересекались на вокзале, в ресторации, за семейным обедом.
Однажды вечером, когда они сидели в ресторане за рюмкой вина, красного, словно кровь Христова, Нгуен вдруг начал что-то шептать, загибая пальцы. Оказалось, он подсчитывал дни, проведенные дома. Ровно десять дней. Для того чтоб проведать семью, вполне достаточно, даже, пожалуй, многовато.
Он поднял голову и уставился на пришпиленное к стене железнодорожное расписание. Рюмка его тревожно алела на синей клетчатой скатерти, словно сгусток кровавой пены посреди морской зыби.
— О чем вы задумались? — спросил Мой.
— Завтра я уезжаю.
— Жаль, у меня еще дома дела. Дня на два, на три — не больше. Может, задержитесь? Поехали бы вдвоем, вместе оно веселее…
— Ну, вы, как всегда, весь в сантиментах. Я еду завтра, а вы приедете через несколько дней. Увидимся в Ханое.
— Может быть, вы хоть на минутку заглянете ко мне перед отъездом?
Мою хотелось, чтобы Нгуен простился, как водится, с его родителями. Но ему было неловко говорить напрямик об этом. Да и странная их дружба с Нгуеном не давала ему права просить о таком одолжении. Другое дело, если бы Нгуен сам…
Не знаю, догадался Нгуен об этих терзаниях Моя или вовсе о них и не думал. На прощанье он сдержанно пожал руку Мою, сказав: «Счастливо оставаться». И вышел, не улыбнувшись, не оглянувшись ни разу — верный признак того, что он желал поскорее расстаться с приятелем.
Мой вспомнил оброненную Нгуеном фразу: «Увидимся в Ханое…» Судя по недолгому их общению здесь, в Тханьхоа, она ничего не значила. Сколько раз уступал он капризам Нгуена?! Нгуен же ради него не поступился ничем, даже самой малостью. И все-таки без Нгуена жизнь в Тханьхоа становилась совсем несносной. Старые знакомые Моя были — все как один — безнадежные провинциалы, недалекие, невежественные и унылые. Разве это компания для столичного литературного льва.
Увы, Нгуен отбыл, покинув Моя в этом стоячем захолустном болоте. Лучше бы он (Нгуен) вовсе не появлялся! Привычка к изысканному общению не так-то легко забывается. Мой, проверяя себя, ходил вечерами в то же самое кафе, садился за тот же столик. «Чего же мне не хватает? — спрашивал себя Мой и, подумав и взвесив все «за» и «против», отвечал: — Нгуена!.. Да-да, переменчивого, застегнутого на все пуговицы, неуживчивого и язвительного Нгуена.
Но ведь дружба их, как говорится, проходила пока «испытательный срок», и причем — в самых невыгодных условиях: в маленьком богом забытом городке. Так что о результатах говорить еще рановато. Да и будут ли они хоть когда-нибудь, эти результаты?..
А Нгуен не провел дома, в Ханое, и двух дней, как к нему заявился старинный приятель по имени Бинь и затеял форменный допрос с пристрастием.
— Не вздумай увиливать! — кричал он. — Давно ты свел дружбу с этим подонком Моем? Что?! Не сводил?.. Расскажи кому другому…
— Да откуда у тебя эта блажь?
— Блажь? Я, между прочим, три дня отдыхал в Шамшоне[39].
— Поздравляю.
— Ты не увиливай! Не увиливай! Я три дня отдыхал в Шамшоне и своими глазами видел, как ты вместе с Моем купался в море. Ты был в синих плавках, а он в красных. Что, попался?
— Ну, если насчет плавок…
— Я сперва загорал рядом с вами, у самых мостков.
— Такая честь…
— Брось! Вы-то меня даже не заметили. Да и до того ли вам было! Держались за ручки, как голубки, и скакали в волнах. Глаза бы мои на вас не смотрели! Пришлось искать для себя другое место.
— О, я в отчаянье.
— Мне этот Мой противен! Ты и сам его раньше не жаловал.
— Какая ерунда. Почему ты не подошел ко мне? Не поздоровался, наконец?
— Вот еще! Мне бы тогда пришлось воздавать почести и этому ублюдку. Я, брат, этикета не нарушил; вы ведь меня не видели, значит, и обидеться не могли. А потом, я боялся вас смутить. Если память мне не изменяет, на свете не было злейших врагов, чем вы. И вдруг — просто парочка неразлучников.
Нгуен усмехнулся и встал. Сигарета его почти догорела, и он, прикурив от нее новую, поднял глаза к небу.
— Может, объяснишь, чем тебя так очаровал твой новый высокоученый друг?..
Нежданный вопрос этот заставил Нгуена задуматься. Он думал четыре дня, и пять, и целую неделю. А на восьмой день к нему явился в сопровождении орды носильщиков удивительно знакомый человек, костюм его был измят и запылен после дальней дороги, на лице и костлявой шее чернели отметины паровозной сажи.
— Я к вам прямо с поезда, — сказал Мой.
Он мог бы и не говорить этого, все было и так ясно. Но почему он явился сюда прямо с поезда? Неужто те несколько дней, когда они виделись в Тханьхоа, дают ему право вот так запросто вторгаться в чужой дом? Нет, тут что-то не так!
Вы верите в судьбу? Говорят, что судьба — это череда случайностей. Его зовут Женя. Он мечтает стать писателем, но понятия не имеет, о чем может быть его роман. Ее зовут Майя, и она все еще не понимает, чего хочет от жизни, но именно ей суждено стать героиней Жениной книги. Кто она такая? Это главная загадка, которую придется разгадать юному писателю. Невозможная девушка? Вольная птица? Простая сумасшедшая?
В сборник вошли рассказы о природе, истории из жизни автора, произошедшие на рыбалке, охоте, сборе грибов и ягод. Для массового читателя.
В этом немного грустном, но искрящемся юмором романе затрагиваются серьезные и глубокие темы: одиночество вдвоем, желание изменить скучную «нормальную» жизнь. Главная героиня романа — этакая финская Бриджит Джонс — молодая женщина с неустроенной личной жизнью, мечтающая об истинной близости с любимым мужчиной.
Книга эта – вне жанра. Книга эта – подобна памяти, в которой накоплены вразнобой наблюдения и ощущения, привязанности и отторжения, пережитое и содеянное. Старание мое – рассказывать подлинные истории, которые кому-то покажутся вымышленными. Вымысел не отделить от реальности. Вымысел – украшение ее, а то и наоборот. Не провести грань между ними. Загустеть бы, загустеть! Мыслью, чувством, намерением. И не ищите последовательности в этом повествовании. Такое и с нами не часто бывает, разве что день с ночью сменяются неукоснительно, приобретения с потерями.
Автор книги В. А. Крючков имеет богатый жизненный опыт, что позволило ему правдиво отобразить действительность. В романе по нарастающей даны переломы в трудовом коллективе завода, в жизни нашего общества, убедительно показаны трагедия семьи главного героя, первая любовь его сына Бориса к Любе Кудриной, дочери человека, с которым директор завода Никаноров в конфронтации, по-настоящему жесткая борьба конкурентов на выборах в высший орган страны, сложные отношения первого секретаря обкома партии и председателя облисполкома, перекосы и перегибы, ломающие судьбы людей, как до перестройки, так и в ходе ее. Первая повесть Валентина Крючкова «Когда в пути не один» была опубликована в 1981 году.
В романе, написанном нижегородским писателем, отображается почти десятилетний период из жизни города и области и продолжается рассказ о жизненном пути Вовки Филиппова — главного героя двух повестей с тем же названием — «Когда в пути не один». Однако теперь это уже не Вовка, а Владимир Алексеевич Филиппов. Он работает помощником председателя облисполкома и является активным участником многих важнейших событий, происходящих в области. В романе четко прописан конфликт между первым секретарем обкома партии Богородовым и председателем облисполкома Славяновым, его последствия, достоверно и правдиво показана личная жизнь главного героя. Нижегородский писатель Валентин Крючков известен читателям по роману «На крутом переломе», повести «Если родится сын» и двум повестям с одноименным названием «Когда в пути не один», в которых, как и в новом произведении автора, главным героем является Владимир Филиппов. Избранная писателем в новом романе тема — личная жизнь и работа представителей советских и партийных органов власти — ему хорошо знакома.