Тень Желтого дракона - [68]

Шрифт
Интервал

Но вражеские воины не показывались. «Значит, что-то случилось с врагом. Сам Ахурамазда заботится о нас!» — решили правители Давани. Они не знали, что после неудачи, постигшей передовую тысячу шэнбинов в болотистом тугае, намерения вражеского предводителя изменились. Он решил ударить по Эрши сосредоточенными силами и поэтому остановил продвижение шэнбинов до тех пор, пока не будут взяты Селат и Дальварзин.

Панически тревожный для Давани, особенно для ее ихшида Мугувы, день прошел. Враг так и не появился на подступах к горе Чилустун. Зато всю ночь сюда прибывали чакиры и чавуши из Эрши, Неката, Ассаки, Кувы и других близлежащих кентов и депар. Гонцы сообщили, что врага не видно и на берегах Акбуры, следующей за Аргуансай реки. «Хвала Ахурамазде, что он задерживает чинжинов, а нам дает время подготовиться к сече!» — мысленно повторял ихшид.

В напряженном ожидании прошел и весь следующий день. Войско готовилось к битве. Были внесены изменения в боевые порядки чакиров. У лучников забрали копья и мечи, а взамен дали дополнительные колчаны, туго набитые стрелами. Чакиров с длинными пиками и вооруженных только мечами выделили, как и лучников, в отдельные ясаки. Теперь каждый ясак должен был сражаться одним оружием. Когда лучники, осыпав врага стрелами, будут возвращаться, на врага нападут чакиры с длинными пиками, которые продвинутся вперед под прикрытием лучников. Затем в сечу вступят чакиры с мечами, прикрываясь щитами. На крайний случай всем оставили кинжалы и большие ножи. Между ясаками наметили сравнительно большие промежутки для свободного разворота. Такое построение увеличит в глазах врага численность чакиров.

Приняли и другие меры. На склоне горы Чилустун выставили зорких наблюдателей. За большими валунами и в зарослях разместили засады лучников. Позади чакиров поставили стариков, пожилых женщин и подростков. В толпе этих безоружных людей расположили карнаи, сурнаи и барабаны. Издали ханьцам должно было показаться, что войско Давани тоже несметно. Теперь более уверенно можно было ждать неприятеля. На склоне горы Чилустун устроили укрытие для ихшида и праворучного бека. Оттуда было хорошо видно место предполагаемой сечи.

Ихшид Мугува воспрянул духом. Он вновь почувствовал себя повелителем, держащим бразды правления в своих руках и имеющим боеспособное войско.

Ночью к шатру ихшида прискакал гонец. Он сообщил, что чинжины подошли к правому берегу Акбуры и располагаются там на ночлег. Значит, завтра утром враг будет здесь!

Мугува снова погрузился в тяжелые думы. Да, он оказался не прав! Надежда на то, что ему удастся мирным путем устранить недоразумение, вызванное убийством грубого ханьского посла Чэ Лина, не оправдалась! Его беспечная уверенность в том, что вражеское войско не сможет достичь Давани, оборачивалась тяжелым испытанием для его народа.

Глава вторая

СЕЧА У ПОДНОЖИЯ ГОР

Пронзительный рев карнаев, с которого обычно начинались все многолюдные торжества в Давани, сегодня на рассвете не веселил даваньцев, а возбуждал в них гнев. Почему какой-то неведомый народ, называемый то чинжинами, то ханьцами, пришел к ним с войной? Что им надо в этих горах и долинах?

Как только издали, со стороны реки Акбуры, показались ряды движущегося ханьского войска, карнаи взревели вновь. Им вторили барабаны, рассчитано ускоряя ритм, чтобы кони пошли резвее. В реве труб слышались протяжные стоны, плач матерей и жен по погибшим, хотя оружие еще не было пущено в ход, а только взято на изготовку…

Нетерпеливые аргамаки, привыкшие пускаться вскачь при первом же звуке карнаев, то резвились, передвигаясь из стороны в сторону, то вставали на дыбы. Трудно было удержать их на месте. Новый короткий призыв карнаев, сурнаев и барабанов привел в движение все войско даваньцев. В лучах восходящего солнца заблестели золотые шлемы, латы, налокотники, узорчатые пластинки, прикрепленные к ножнам мечей ихшида Мугувы, праворучного бека Модтая, предводителя войска Нишана, его заместителя Чагрибека и других беков, медные стремена и пряжки уздечек на конях простых чакиров. «Вся Давань выступает против врага!» — горделиво подумал в эту минуту ихшид Мугува.

Предводитель войска Нишан, самодовольно кивнув Мугуве, пришпорил коня и поднял в воздух плеть. Золото рукоятки сверкнуло на солнце. Лучники, стоявшие впереди других чакиров, поскакали в сторону врага. Тут же туменага Кундузбек подъехал к вооруженным пиками чакирам и начал им что-то показывать, размахивая пикой то в одну, то в другую сторону, будто вонзая ее в грудь, в бок, в затылок врага, в ребра вражеского коня.

Мчащиеся на быстрых конях лучники приблизились к неприятелю и на скаку пустили стрелы. Полетели стрелы и в ответ. С обеих сторон упали несколько десятков воинов. Лошади, оставшиеся без всадников, беспорядочно разбегались. По знаку сотника даваньцы повернули коней назад. Шэнбины погнались за чакирами. Те, прикрываясь щитами, оборачивались и на ходу метко пускали стрелы из луков. Шэнбины, несмотря на потери, продолжали преследование, уже предвкушая победу. Увлеченные погоней, они не сразу заметили, что по обе стороны отступающих, но уже встречным потоком, стремительно мчатся новые конники-чакиры. Часть шэнбинов в испуге натянула поводья; остальные продолжали движение, но и они вскоре поняли уловку даваньцев. Повернуть коней они не успели: в их толпу вклинились чакиры с пиками. Пока шэнбины спешивались, перекидывая луки за спины и хватаясь за мечи, многих из них пронзили пики даваньцев. Не выдержав натиска, ханьцы пустились наутек. Это как раз и нужно было даваньцам! Преследуя шэнбинов на быстрых аргамаках, они кололи их в спины, валили наземь их коней. Вскоре бой с передовыми отрядами шэнбинов закончился.


Рекомендуем почитать
За Кубанью

Жестокой и кровавой была борьба за Советскую власть, за новую жизнь в Адыгее. Враги революции пытались в своих целях использовать национальные, родовые, бытовые и религиозные особенности адыгейского народа, но им это не удалось. Борьба, которую Нух, Ильяс, Умар и другие адыгейцы ведут за лучшую долю для своего народа, завершается победой благодаря честной и бескорыстной помощи русских. В книге ярко показана дружба бывшего комиссара Максима Перегудова и рядового буденновца адыгейца Ильяса Теучежа.


Сквозь бурю

Повесть о рыбаках и их детях из каракалпакского аула Тербенбеса. События, происходящие в повести, относятся к 1921 году, когда рыбаки Аральского моря по призыву В. И. Ленина вышли в море на лов рыбы для голодающих Поволжья, чтобы своим самоотверженным трудом и интернациональной солидарностью помочь русским рабочим и крестьянам спасти молодую Республику Советов. Автор повести Галым Сейтназаров — современный каракалпакский прозаик и поэт. Ленинская тема — одна из главных в его творчестве. Известность среди читателей получила его поэма о В.


В индейских прериях и тылах мятежников

Автобиографические записки Джеймса Пайка (1834–1837) — одни из самых интересных и читаемых из всего мемуарного наследия участников и очевидцев гражданской войны 1861–1865 гг. в США. Благодаря автору мемуаров — техасскому рейнджеру, разведчику и солдату, которому самые выдающиеся генералы Севера доверяли и секретные миссии, мы имеем прекрасную возможность лучше понять и природу этой войны, а самое главное — характер живших тогда людей.


Плащ еретика

Небольшой рассказ - предание о Джордано Бруно. .


Поход группы Дятлова. Первое документальное исследование причин гибели туристов

В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.


В тисках Бастилии

Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.