Тень Желтого дракона - [50]

— Случись такое до отъезда ханьских послов, они усомнились бы в безопасности торговли с нами из-за разбоя на дорогах, — мрачно заметил ихшид.

Глава десятая ПОСОЛ, ОБРЕЧЕННЫЙ НА СМЕРТЬ

Слишком много воздавать власти — то же, что служить демонам и богам.

Чжэн Сюань, китайский мыслитель, II в.

Сын Неба с большими почестями принял доселе никому не известного Чэ Лина, назначенного послом в Давань. Вельможи, затаив обиду, удивлялись, почему безродному выскочке уделяется такое внимание. За столом императора Чэ Лин сидел рядом с Чжан Цянем и свободно разговаривал с чэнсяном Гун-сунь Хэ. У-ди, казалось, не замечал его развязности. «Если бы кто-то другой позволил себе такое, — думали вельможи, — его голова тут же слетела бы с плеч».

После угощения Сын Неба снизошел до того, что сам обратился к Чэ Липу.

— Сможешь ли ты испытать, смел или труслив правитель Давани? — спросил он.

— Для меня это не составит труда! — ответил Чэ Лип, уже всерьез считавший себя одним из приближенных императора.

У-ди многозначительно посмотрел на Чжан Цяня, а тот еле заметно улыбнулся. Чжан увел Чэ Лина к себе и принялся втолковывать ему, как вести себя в Давани.

По прибытии в Эрши посол Чэ Лип стал торопить даваньских беков, требуя немедленной встречи с ихшидом. Мугува находился в эти дни в горах. Он любил пить свежий кумыс на высокогорных пастбищах и устраивать состязания: кто может больше выпить кумысу и съесть целого барашка за один присест. Как правило, победителем выходил сам Мугува. Любил он также объезжать диких жеребцов, несмотря на возраст, легко вскакивал на неоседланного коня и мощной рукой укрощал его. А потом от души смеялся над теми беками из своей свиты, которые один за другим сваливались с делающих резкие скачки, встающих на дыбы аргамаков.

Гонец из Эрши сообщил ему, что из Хань прибыл нетерпеливый посол и настаивает на немедленной встрече с ним. После отъезда Яо Дин-ханя вот уже второй год из Хань не было ни караванов, ни посольств. Поэтому Мугува обрадовался новому послу. «По-видимому, — рассуждал он, — Яо Дин-хань выполнил обещание и доложил своему повелителю о том, что торговля с Даванью выгодна. Возможно, новое посольство приехало договориться о создании постоянного караванного пути».

В сводчатой, как юрта, зале дворца собрались самые важные сановники ихшида. Влево от Мугувы, недалеко от трона, сидел его младший брат, наследник престола Нишан[109]. Он заметно походил на своего брата: такой же ширококостый, плотный, но чуть ниже ростом, и глаза у него не карие, как у Мугувы, а синеватые.

Праворучный бек Модтай, проведя рукой по закрученным черным усам, доложил:

— Послы привезли с собою золотого коня и несколько мешков серебра. Их правитель знает, что мы поклоняемся Митре[110].

— Что желают послы купить у нас за серебро? — спросил Мугува.

— Только небесных коней! Не возьмем ни одного обычного скакуна! — резко сказал Чэ Лин.

Всех удивил тон, каким были произнесены эти слова. Никто из прежних послов Хань не вел себя так. Они обычно улыбались даже тогда, когда необходимости в этом не было.

— Продолжим разговор завтра, — сказал Мугува, вставая.

Вечером ихшид совещался с приближенными.

— Они привезли деньги на сто аргамаков, не меньше, хотя мы и говорили Яо Дин-ханю, что не продаем небесных коней. Должны ли мы отказаться от своих прежних слов? — Ихшид хотел узнать, что думают беки.

— Продать сотню аргамаков можно. Но ведь этим они не насытятся! — покачал головой праворучный бек Модтай.

На следующий день Мугува сказал послу:

— Дары Сына Неба принимаем. Мы дарим ему два десятка небесных коней. Но продавать аргамаков не станем!

Чэ Лин, выслушав толмача, резко встал с места и толкнул золотого коня. Тот опрокинулся. Бросив несколько обрывистых слов, Чэ Лин горделиво удалился.

— Что он сказал? — спросил Модтай толмача.

Тот замялся:

— Бранился…

«Из-за такого поведения посла даваньский правитель может истребить все посольство», — испуганно подумал толмач и добавил:

— Чэ Лии прежде был старшим надзирателем…

Даваньские беки были возмущены грубостью посла. «Немедля отрубить ему голову!» — горячились одни. Другие предлагали заточить невежу-посла в темницу и держать там до тех пор, пока сам повелитель Хань не попросит извинения. Мугува кипел от негодования. Праворучный бек Модтай едва добился согласия отложить решение до завтра. Утром заметно остывший ихшид наедине совещался с Модтаем:

— Кто знает, возможно, сам повелитель Хань поручил послу затеять ссору, чтобы найти повод для нападения на Давань? Лучше отпустим его. Есть же правило: послов не убивают. Это всем известно, и нам не поставят в упрек нашу осторожность.

Мугува надеялся, что правитель Хань пришлет другого посла с извинением и торговые связи двух стран не прервутся.

Ханьцы пустились в обратный путь, почему-то не захватив с собой даже мешки с серебром. Двое из посольства сбежали, заявив, что они возмущены грубостью посла Чэ Лина и намерены остаться в Давани. Одного из них, искусного резчика по дереву, взял на службу Нишан, другого, опытного садовника, принял к себе бек кента Эрши Сиртланбек.

Через несколько дней до Эрши дошел слух, что ханьских послов возле пограничного кента Ю убили какие-то разбойники. Был убит и сам посол Чэ Лин. Лишь троим удалось спастись и бежать на родину. Многие были довольны случившимся, однако праворучный бек Модтай, ясаулбеги Кундузбек и еще несколько беков встревожились неожиданным поворотом событий.