Тень правителей - [10]

– Это предложение? – спросил он.

– Есть участники мифа, – сказал Стальевич. – Например, Зевс. Или ваш Михаил Борисович с его амбициями китайского императора. А есть безвестные главконы, савлы, иуды, те, кто этот миф создают. Я предлагаю перейти в их отряд.

7

– Обзвони клоунов, – приказал он Ксюхе. – В пять собираемся у меня.

В назначенный час прибыли все: коммунистический вождь в строгом костюме от Валентино индивидуального пошива, брыкливый вольфович «Чичолина», братья яблочники, стареющая джапаниза, курчавый борисок, недавно застуканный с несовершеннолетними, о чём подконтрольные средства массовой информации снисходительно умолчали, а неподконтрольные были подвергнуты негласной обструкции. Не хватало лишь пересхилтон, чумачедчей дочурки покойного питерского градоначальника, она находилась на внедрении к странным пассажирам, полюбившим собираться и горлопанить на Болотной площади в Москве, с его меткого замечания газеты окрестили пассажиров «внесистемной оппозицией». Ксюхина тезка была молода и разбалована, она мечтала быть королевой бала, не снимая кокошника, он сразу уловил это её жгучее стремление и направил в гущу народной жизни. Игра была коварная – почти не скрывалось, что девулька на боевом вылете и каждый пытался перевербовать её на свой лад. Пересхилтон визжала от восторга.

– Власть меняется, – как обычно громко сказал «Чичолина». – Стальевич в знак протеста подал прошение об отставке. А кто вместо него? Рыжий? Опять мракобесие?

– Рыжий это плохо, – грустно сказал коммунистический вождь. – Он меня не любит. Мы с ним политические враги.

Он рассмеялся: – Да ну! Давно ль? В семнадцатом штурвал «Авроры» не поделили? Всё значительно серьёзнее. Слушайте меня внимательно.

Борисок, джапаниза и братья яблочники умно промолчали.

Все они уже настолько давно стали родными, своими, миф, придуманный для каждого, пережитый каждым и воспринимаемый теперь как самая настоящая реальность, позволял не выбирать слова и не стесняться в выражениях, порой, ему даже казалось, что им нравится, когда он опускает их с высоты публичного положения и напоминает, что они всего лишь клоуны в этом грандиозном цирке. «Ничто человеческое нам не чуждо», – оправдывал в таких случаях себя и всех остальных «Чичолина».

– Господи, как ты можешь этим заниматься?! – поначалу Юлька пыталась сопротивляться, когда он рассказывал ей о технологиях изготовления политических лидеров. – Это даже не работа ассенизатора, это просто какое-то разгребание говна динозавров.

– Иначе нельзя, – сказал он. – Никто не смог придумать ничего лучше старых римских принципов «разделяй и властвуй» и «хлеба и зрелищ». Жизнь стала динамичнее, чем две тысячи лет назад, население поголовно грамотное, постоянно требуются новые инъекции лжи или правды, как хочешь можно называть, в политике это, собственно, одно и то же. Ты же историк, должна понимать.

– Я понимаю, что страна дебилов, – сказала Юлька. – Но не до такой же степени.

– До такой, – сказал он. – К сожаленью.

– Ты можешь мне всё это не рассказывать, – попросила Юлька.

– Не могу, – сказал он. – Мне нужен первый слушатель, как писателю нужен первый читатель. По твоим реакциям, я смогу понимать, где ошибаюсь. Мне не к кому больше обратиться.

– Хорошо, – устало согласилась Юлька. – Но хотя бы не каждый день.

– Я знал, что Х готовит переворот, – важно сообщил «Чичолина». – Мои люди информировали меня. Я собирался обратиться с предостережением к президенту, просто хотел ещё раз проверить факты.

– Разумеется, – насмешливо произнёс он. – Семь раз отмерь…

– Что с ним будет? – спросила джапаниза. – Его убьют?

– Будет суд, – сказал он. – Самый гуманный в мире.

– Какова линия нашего поведения? – уточнил коммунистический вождь. – Товарищ изменил Родине? Чей он шпион, американский или южнокорейский? Может быть, скрытый украинский бандеровец?

– Глупо и грубо, – сказал он. – Слишком напоминает тридцать седьмой год. Поэтому обычная неуплата налогов в необычных, почти космических размерах.

– За это преступление в России можно посадить каждого второго, – недовольно вставил борисок.

– Это большое преимущество нашей страны, – сказал он. – Другой такой нет.

Он нырял в Юлькины глаза как в омут, в прозрачности её горьких и предсказуемых реакций он обретал хладнокровие, необходимое для действий. Как интересно, подумал он. Моя жена увлечена изготовлением кукол из тряпок, а я из живых людей. Первая семейная традиция.

– В интересах революции мы пойдём на абордаж, – сказал он.

– Что это? – спросил «Чичолина».

– Это песня, – сказал он.

8

– Если на завтрашнем аукционе всё пройдет удачно, мы станем миллиардерами, – Леонид Борисович говорит шепотом, хотя в банковском коридоре они одни, да и кого им бояться в собственном банке. – За триста лимонов купить актив стоимостью пять ярдов денег американского народа, как минимум, пять, если сидеть сложа ручки у нефтяной трубы и ни хрена не делать. Господи, вот это шанс.

– Сделка века, – сказал он. – И на обломках самовластья напишут наши имена…

– Ты понимаешь, что это переход в стратосферу, – шепчет Леонид Борисович. – Для самих, для детей, для внуков. Туда, где всегда светит солнце, где тебе безразлично какая котировка, курс, индекс Доу-Джонса и прочая поебень. Поеду в Данилов монастырь, скуплю все свечи и поставлю за удачу!